Остин Райт - Островитяния. Том второй

Крупная, медлительная фигура Гронана показалась на ведущей вверх тропе, которую мы успели протоптать. Я был рад ему, и мне так о многом хотелось узнать. Мы поели вместе, и Гронан рассказал о том, что нового в долине. Он проезжал мимо усадьбы: дней через десять на новом крыле начнут поднимать стропила. Меня так и подмывало поделиться своими последними мыслями. Что ж, когда-нибудь я смогу это сделать.

Назавтра в дозор ушел Гронан, а в полдень настала моя очередь спускаться за хворостом. Это был уже восьмой раз, и, выходя, я вдруг почувствовал, что не испытываю обычного страха.

Дымка скрывала степи, отчего темный их цвет казался еще более тусклым. В косых лучах солнца лесной покров рисовался отчетливее и резче. Погода стояла теплая, почти жаркая. Я спускался быстро, бегом преодолевая те уже хорошо знакомые участки, где было бессмысленно задерживаться, теряя время, поскольку обзор здесь был невелик; но в других, не менее знакомых местах я выжидал, застыв и внимательно оглядываясь по сторонам.

До сих пор я ни разу не заметил ничего подозрительного.

Наконец я уже почти достиг цели и бежал вдоль текущего по неглубокой лощине на протяжении сотни ярдов ручья. Рассудок подсказывал, что бояться нечего: с высоты все подходы хорошо просматривались. Обратный путь — вверх по руслу ручья — вот что было действительно волнующим и небезопасным.

Выстрел… один-единственный… и снова тишина.

Ничего особенного, просто звук, к тому же далекий, но я замер, не в силах пошевелиться. Над головой — ровная синева небес, и все те же скалы кругом.

Стреляли из ружья, где-то далеко.

У меня за спиной тоже висело ружье. Осторожно я снял его и взвел громко щелкнувший курок.

Лощина со всех сторон была защищена скалами; стоило мне двинуться назад, как я оказался бы на открытом месте. И я пошел вперед. Вот и все.

Один выстрел, всего один, к тому же я не слышал полета пули. Если бы мишенью был я, последовал бы второй… Может быть, это Гронан? Но Гронан находился слишком высоко, чтобы я мог слышать звук так отчетливо. Или стреляли по нему? Но снизу его никак нельзя было заметить.

Значит, скорей всего стрелял охотник. Эхо в лощине было глубокое. Охотник мог находиться и далеко. Стрелял он один раз, возможно сразу попав в цель, — допустим в оленя. Тогда он, должно быть, думает только о своей добыче и как бы поскорей добраться домой — приближались сумерки.

Все это были одни догадки, но я продолжал идти вперед. Мои мучения не должны пропасть зря.

Лощина кончалась открытым со всех сторон склоном. Я снова застыл, скованный страхом… Однако нерешительности следовало бояться больше, чем самой опасности.

В сотне футов внизу лежали поваленные сухие деревья, форму ветвей и расположение которых я хорошо знал; ниже темной стеной вставал лес. Между деревьев виднелась просека, на ней — никого. Я еще раз хорошенько пригляделся и быстро, стараясь производить как можно меньше шума, сбежал по склону. Собирая хворост, я изо всех сил удерживался, чтобы не смотреть по сторонам, сосредоточившись исключительно на своем занятии.

Лицо, ладони, все тело непривычно покрылись холодным потом. Кругом стояла такая тишина, что каждый удар топорика громом отдавался у меня в висках. Мне самому хотелось схватить ружье и выстрелить.

Возможно, это был глупый риск, но охотник мог испугаться меня не меньше, чем я его. Стук топорика выводил меня из терпения. Пот градом катил по лицу…

Обратно я поднимался так быстро, что, когда добрался наконец до Гронана, дыхание у меня перехватило и не было сил ни вдохнуть, ни выдохнуть, однако вязанка хвороста получилась не меньше обычной. Я растянулся на траве, мало-помалу приходя в себя.

Гронан был бел как полотно.

— Никогда не знаешь, чего ждать, — сказал он. — Первым делом я подумал, что стреляли где-то далеко к западу. Ветра нет, и звук идет вверх. Но я понимал, что могли стрелять и по вас, и даже хотел оставить пост и спуститься, но приказ не разрешает. И я остался, думая: «Вот и убили нашего мальчика-американца». Глупо, конечно, но мне тоже хотелось подстрелить кого-нибудь в отместку.

Никогда еще он не произносил такой долгой речи.

Прежде чем пойти назад, мы дождались темноты. Путь до сторожки показался очень длинным, и по дороге и весь тот вечер разговоры сводились к одному — выстрелу в лесу. Окончательного объяснения так и не нашлось, но, возможно, это все же был охотник, который даже если и заметил нас, не обратил на это особого внимания. Такая гипотеза была по крайней мере самой рациональной.