Роман Дремичев - Обряд [СИ]

Эрипс вошел в деревню, когда солнце почти село. Толпа в центре сразу привлекла его внимание. И он, накинув на голову капюшон, не теряя бдительности, осторожно смешался с ней, благо цветом кожи уже не отличался от туземцев, а во мраке его лицо сложно было рассмотреть и признать в нем чужака. Он несколько минут смотрел на проделки шамана, не понимая в чем смысл происходящего, затем заметив рядом с собой тучного, покрытого потом и пылью толстяка с серой бороденкой на полном лице и лысиной на затылке обратился к нему, тихо спросив:

— Что здесь происходит? — и, кивнув в сторону жертвы, добавил. — Кто она?

Толстяк, щурясь в вечернем сумраке, удивленно взглянул на воина. Он не узнал его, и поэтому во взгляде сальных глаз мелькнуло удивление. Но потом, видимо решив не вдаваться в бесполезную перепалку, сухим голосом проскрипел. — Это же Ваала….

Тут он запнулся и вновь устремил взгляд на происходящее у костра.

— Я вижу, ты давно не обращал внимания на дела племени, — прошептал стоящий с другого бока от него мужчина лет сорока в драной накидке и с черной повязкой на левом глазу. Он говорил, не отрывая взгляда от таинства и не обращая внимания на того, кто стоит рядом. — Нехорошо, но не обижайся на старика, а просто слушай. Так вот, эту девушку зовут Ваала. Она единственная дочь Мезорги, старой ведьмы, что обитала много столетий в наших горах. Когда-то они жили и среди нас. Но после вождь Хаар их прогнал. И никто не знал почему, лишь много лун спустя, уже после его смерти шаман открыл народу их тайну. Мезорга была прекрасна, как говорили, ее отцом был сам бог Теней. Она умела врачевать болячки, лечила скот, приносила жертвы богам — хлеб, траву и мясо убитых на охоте животных. Но однажды жена вождя заболела и никто не в силах был ей помочь, даже сама Мезорга отчаялась, вытаскивая Джету с того света. Но смерть ее была неминуема. И Джан не вынес ее смерти и погиб в Черных топях на закате. Хаар же, сын его, не был так сентиментален. Он выгнал Мезоргу и ее малолетнюю дочь прочь из селения в лес, где травил их несколько дней свирепыми псами. Но ведьма смогла скрыться. Наверное, сами боги помогли ей…

И с тех пор несчастья обрушиваются на наши земли — неурожай, засуха или обильные дожди вне времени и сезона. Даже дичь все дальше уходит от этих мест. И люди все меньше заходят в нашу деревню, — тут он странно облизнулся и оскалился, но, тем не менее, продолжал. — Много воинов отправилось на поиски ее убежища. Но к родным домам возвращались не все. И всегда охотников ждало поражение. И даже шаман уже было принял на веру, что Мезорга — дитя богов, которые почему-то так яростно оберегают ее. Но однажды к нам пришел человек из дальнего мира, мы не схватили его, а просто прогнали прочь, сказав, что где-то там, в ночи есть его сородич, пусть ищет пристанища у него. И так следуя за ним по пятам, мы нашли долину мрака, где и укрылась ведьма. Ни она, ни ее дочь даже не подозревали о ловушке. И велико было их удивление, когда наши воины ворвались к ним в дом. Мезорга защищалась, как могла, но пять копий в старом теле добили ее. А дочь, спрятавшуюся в дупле кривого дерева, быстро отыскал шаман и выволок ее оттуда. Труп старухи закопали на земле предков, чтобы те не дали ее духу волю выбраться и вновь причинять нам беды. А дочь скоро отправится за ней. Ха-Ха!

— Но ведь это не правильно, — сказал Эрипс, пристально глядя на бедную девушку, почти смирившуюся со своей участью. — Вас наказала ее мать. Вы уже отомстили. За что же убивать невинного человека?

Ваала тихо плакала, слезы тонкими ручьями скользили по ее щекам. Она дрожала всем телом и было видно, что она очень боится. Боится всех этих людей, с ненавистью смотрящих на нее, боится всего этого такого незнакомого и пугающего мира, полного зла и несправедливости. Бедное испуганное дитя. Как бы она хотела быть сейчас далеко-далеко отсюда и не видеть этих озлобленных лиц, и не слышать этих жутких песнопений. Там, где никто не смог бы причинить ей вред.

— Мама, мама, — тихо шептали ее разбитые в кровь губы. — Где же ты? Вернись…

Но только боль была ее спутницей.

— Человека? Невиновного? Ха! — громко вскричал рассказчик. — Вот именно — мать и ее дитя оказались просто людьми, и это радость принесло в племя. И смерть ее будет не так уж легка.

— Люди, а вы кто тогда? Странные вещи ты говоришь, приятель?

— Что? — удивленный возглас сорвался с губ селянина. Он повернулся к Эрипсу и пристально уставился на него, стараясь рассмотреть лицо, скрытое капюшоном. — Кто ты… странник? — Он с шумом втянул воздух раздувшимися ноздрями и глаза на лоб полезли у него. — Человек?… Смотрите, еще человек…