Михаил Ляшенко: Из Питера в Питер. Повесть

- «…авангард революции в Питере и во всей стране должен подняться массой, должен понять, что в его руках спасенье страны, что от него требуется героизм не меньший, чем в январе и октябре пятого, в феврале и октябре семнадцатого года, что надо организовать великий «крестовый поход» против спекулянтов…»

- А ты сорвал крестовый поход! - закричал Аркашка в лицо Ручкину.

Все, кто смотрел в газету, увидели, что это - «Правда», статья называлась «О голоде», и внизу стояла подпись - «Н. Ленин».

Ларька увидел еще две ленинские строчки - «За непомерно тяжелым маем идут еще более тяжелые июнь, июль и август…»

Ларька привычно скалился, но на душе было невесело и в глазах туман; даже когда увидел неподалеку своих, Катю Обухову, не повеселел…

Поезд с ребятами оставил Арзамас позади и продолжал двигаться на восток, к Волге; эшелоны, шедшие сзади, не догнали его в Арзамасе… Над нежной зеленью полей, курчавыми перелесками, тоненькими, как синие жилки, речками сияло доброе солнце…

После обеда полагался час отдыха; потом, как и с утра, уроки. Пока же Ларька со своими приятелями стоял у открытой двери вагона и горланил, счастливо улыбаясь во весь щербатый рот:

- «Наш паровоз, вперед лети. В коммуне - остановка!»

Дряхлый паровозик старался изо всех сил, выжимая верст по двадцать в час, что было по тем временам совсем неплохой скоростью. Когда стоишь в открытых дверях теплушки и свежий ветер бьет в лицо, в грудь, а поля, рощи, мирные деревни, домишки стрелочников, вся своя русская земля приветствует тебя легким, сизым дымком над избушками, взмахами душистых веток, криками отлетающих в сторону ворон, - кажется, будто ты не просто в поезде, а наконец-то на боевом коне, а еще лучше - на броневике… Вроде тех, с какими Ларька стоял рядом, пробовал залезть, но не дали, бежал за ними чуть не до Зимнего в ночь на 25 октября… Слышал, как шарахнула пушка и пробила крышу Зимнего… И кто-то кричал, что будто прямо над царскими комнатами и Николашка небось с испугу окочурился… Другие объясняли, что царя во дворце нету. Ларька не поверил, пролез-таки в ту ночь в Зимний, в толпе солдат, рабочих, студентов, матросов взлетел по широкой лестнице… Царя нигде не было, да и на кой он! На каждом шагу Ларьку гнали прочь, но он только делал вид, что слушается, а сам ужом пробирался вперед…

- «Иного нет у нас пути! - самозабвенно и звонко орал он сейчас, свысока поглядывая на тихие поля. - В руках у нас винтовка!..»

Винтовки-то как раз не имелось ни у Ларьки, ни у его товарищей, и это несправедливо. Винтовка, хотя бы наган, а лучше, конечно, маузер в шикарном деревянном футляре - вот что потребуется в эту ночь… Тогда тайна откроется наконец всем, и Кате Обуховой. Хотя она на Ларьку ноль внимания, потому что он по-французски ни бельмеса. Ну ничего, она его еще вспомнит…

Когда кончилась песня, стали слышны тихие разговоры по углам вагона:

- Отсюда, пожалуй, не удерешь. Скоро Волга.

- А ты правда хотел сбежать?

- Само собой. На что мне ихний курорт? Это родители придумали, спихнули меня.

- А голод?

- Подумаешь! Ну и что?

- А чего сидеть дома? Тут интереснее.

- Интереснее! Они там и правда голодают. У нас двое совсем еще маленьких.

- И у нас тоже.

- А я все равно не хотел ехать. Я отцу твердо сказал, что буду есть вообще через день. А он не послушал…

Ларька усмехнулся, блеснули зубы: детские разговорчики какие-то. О чем думают, о чем мечтают, когда по шпалам, рядом, в громе музыки, ржанье лихих коней, победных кличах, пролетает мировая революция… Это слабаки мечтают о доме. Им, непролетарским элементам, нужны папеньки и маменьки. А нам нужна винтовка! Лучше бы маузер…

Хотя Ручкин и Аркашка Колчин с недоверием поглядывали друг на друга и каждый старался быть впереди, но в тот вечер они думали одинаково.

Аркашка, дежуривший в вагоне младших ребят, запальчиво возмущался:

- Заехали! И фронта никакого не слыхать! Вот глухомань! Одни проклятые торговки, одни спекулянты командуют! Вот тут и делай мировую революцию…

Слушали его раскрыв рты. Даже те, кто ничего не знал и не думал ни о какой революции, а соображал про себя, надежно ли укутаны соль и мука, вымененные в Арзамасе…

Шепотом хвалились своими необыкновенными удачами на рынке. Это надо же! За какие-то отцовские штаны, которые зря висели в шкафу и только занимали место, дали полный стакан соли, мешочек пшена фунта на три и еще три моченых яблока… Кто-то признался, что выменял на бабушкины часы целый круг колбасы. Они хвастались, не замечая, что серый волк не только бродит поблизости, но и все слышит. Это был, конечно, Ростик. Сначала он, делая вид, что внимательно слушает Аркашку, потихоньку клянчил у самых богатых малышей: