Юсуп Хаидов: На семи дорогах

За чаем пошли оживленные разговоры о возвращении на берега Амударьи, где, быть может, удастся вернуть уплывшее из рук имущество.

Однако к вечеру состояние бая снова ухудшилось.

— Все уйдите из юрты, — коротко приказал он. Однако несколько родственников притаились по темным углам и остались, чтобы ночью, сменяя друг, друга, дежурить близ ложа больного.

На рассвете около Эсенбая остались только два самых близких родственника, Ходжанепес и Бабакули,

Судя по всему, смерть Эсенбая была не за горами. Жизнь едва теплилась в нем, ее выдавало только сла бое, еле различимое дыхание.

Внезапно Эсенбай, пододвинув поближе большую продолговатую подушку, оперся на нее, приподнялся и, выкатив глаза хриплым, еле слышным шепотом произнес:

— Сын!.. Это ты? С благополучным прибытием. Рад, что у тебя все в порядке. Возвращайся в село, в наш двор, и проверь северовосточный угол гостиной. А потом... пот... — Не договорив, Эсенбай рухнул на подушки и, несколько раз дернувшись в конвульсиях, испустил дух.

Слова Эсенбая, произнесенные им перед смертью, немедленно вызвали в глазах обоих родственников хищный блеск, означавший не только алчность, но и недоверие друг к другу.

На рассвете следующего дня Бабакули оседлал коня и поспешно куда-то умчался. Он улучил момент, когда Ходжанепеса не было: тот поехал за дровами,

Вернувшись с доверху навьюченным верблюдом, Ходжанепес узнал об отъезде Бабакули, и его одутловатое лицо исказилось от ярости, глаза налились кровью.

— А, ты задумал уехать тайком от меня, чтобы за получить все богатство Эсенбая. Не выйдет! — бормотал он, мечась по двору и даже позабыв о том, что нужно развьючить верблюда.

На глаза Ходжанепесу попался топор, он схватил его и заткнул за пояс. Затем направился к стоящему в стойле коню, не оседлав, вскочил на него и помчался догонять Бабакули.

Отменно отдохнувший, застоявшийся конь, понукаемый нетерпеливым Ходжанепесом, почти летел, рас пластавшись над степью, с разбега перескакивая через небольшие бугры. Колючие ветки кустарника царапали ноги седока, причиняя ему острую боль, но он не заме чал ее.

Холодные порывы осеннего ветра пронизывали одежду насквозь, вздували бугром рубашку на спине, однако от чрезмерного напряжения по лицу Ходжане-песа градом катился пот.

Уйти от погони Бабакули не удалось. Ловким маневром срезав его путь, Ходжанепес догнал родственника, усталый конь которого трусил мелкой рысцой.

— Слезай, негодяй, — крикнул Ходжанепес, схватив коня под уздцы, и крепко выругался.

Бабакули тотчас вскипел от ярости. Его узкие глаза злобно округлились, губы мелко задрожали и даже усы затряслись. Он изо всей силы ударил Ходжанепеса туго свернутой веревкой, и нахлестывая коня, поскакал в сторону юрт.

Ходжанепес снова догнал Бабакули.

— Послушай, Бабакули я сгоряча наговорил тебе нехорошие слова. Прости меня! Видно черт меня попутал, обидел тебя нечаянно. За это и получил от тебя веревкой по заслугам.

Бабакули молчал.

— Давай, бей меня, пока рука не устанет, — продолжал Ходжанепес. — Только помиримся! Прошу, не обижайся на меня.

Бабакули замедлил ход коня, посмотрел, раздумывая, сначала на вспотевшее круглое лицо Ходжанепеса, затем окинул взглядом всю его приземистую, плотную фигуру, похожую на мешок, набитый песком, и самодовольно усмехнулся. После этого достал из кармана красного шелкового халата табакерку с серебряной крышкой, и с наслаждением постучал ею по зубам. Он явно упивался унижением соперника.

— Наверное, скоро приедет младший дядя, — пробормотал Бабакули после томительной паузы, и продолжал. — Если мы сообщим ему о тех словах, которые сказал перед смертью его отец, то нам, надо полагать, тоже кое-что перепадет.

Бабакули умолк и, часто моргая, стал наблюдать за реакцией Ходжанепеса.

Тот стремительно шагнул к Бабакули и схватил его за стремя.

Послушай, дорогой, не надо этого делать. — Почему?

— У него и без того немало богатства. Ведь только мы с тобой слышали предсмертные слова бая.

— Так получилось...

— Этого бы не случилось, если бы аллах нам не покровительствовал!

— Ты думаешь?

— Конечно! — убежденно подтвердил Ходжанепес, — Так давай не будем швырять камень в свое счастье.

— Что ты предлагаешь?

— Поедем туда вместе, отыщем золото и поделим его.

— А как поделим?

— Пополам.

Бабакули покачал головой и пришпорил коня.

— Подожди, не торопись, я хочу сказать тебе еще кое-что, — проговорил Ходжанепес задыхающимся го-лосом, цепляясь за стремя.