Виктор Вучетич - Поединок. Выпуск 3

Над кроватью сложная конструкция из никеля, стекла и резиновых трубок. В стеклянных банках прозрачная жидкость. Она сочилась в игле, проникая сквозь нее в желтую, как солома, руку.

Раненый был накрыт простыней до подбородка. Восковое лицо. Голубые веки сжаты ресницами, как скрепками. Сухие, пепельные губы.

Он пошевелил ими. Врач наклонилась, прислушалась.

— Что он сказал? — спросил я.

— Вас позвал.

— Меня? По имени? — удивился я.

— Нет. Только сказал — следователя.

— Вот видите, он заодно со мной, — попробовал я пошутить, разрядить напряженную обстановку.

— Видно, что вы из одного теста, — сказала она, но в ее синих глазах не было смешинок.

— Из одного, — подтвердил я. — Да, от рядового до генерала — одним замешаны.

...Поздно вечером генерал вызвал меня и сказал:

— Пришел в сознание. Я только что справлялся. Врач — ни в какую. И все же поезжай. Может, уломаешь. Сам знаешь, как нужны его показания. Приметы. Нужны приметы!

— Знаю, товарищ генерал.

— Буду ждать, — сказал он и устало положил голову на руки, запустив пальцы в густую седину.

Он уже привел в действие милицейский механизм. Оставалось ждать. Генерал умел ждать, не понукая, не дергая. Знал, что его указания исполнят в срок и точно.

Редко кто входил в просторный кабинет со старинной черной мебелью. Ни спешки, ни суеты. Молчал даже телефон. Все откипело утром и не здесь. В райотделе, куда генерал прибыл сразу после тревожного сообщения. Там каждый старался проявить свое оперативное умение, инициативу, исполнительность.

Приносили справки, фотографии, рапорты, архивные документы. Хлопали дверцы машин. Кого-то привозили и проводили по коридорам. В кабинетах шли допросы. Дотошные и безнадежные. И каждое новое донесение казалось точнее прежнего. Всякий раз сигнальной ракетой вспыхивала надежда. И так же быстро гасла.

Генерал не мог не приехать. Стреляли в молодого и, видимо, не слишком опытного парня, которого генерал не только не знал, но и не слышал о нем. Но он был доверен ему, генералу. Родителями, женой, Родиной. Стреляли в младшего боевого товарища. И трудно сказать, чью пулю принял в себя сержант, кого загородил. В генерала тоже стреляли не раз. И он бредил на госпитальных койках. Но прошел свой долгий, нелегкий путь от постового до начальника управления. А парнишка только начал. И очень хотелось генералу, чтобы и сержант прошел весь этот путь, раз уж вступил на него. И еще казалось ему, что там, на операционном столе в Сокольниках, вот-вот оборвется его собственная молодость. И если оборвется, то стоять ему под тремя залпами прощального салюта и казнить себя, что лично не довел до конца, не поймал убийцу.

Он сидел молча, закрыв ладонями глаза, опустив на них большую седую голову. И подчиненные старались не тревожить его зря.

...Стрелка спидометра лежала на правом боку. Снова «Волга» рассекала улицы сиреной. Но теперь ей было легче, чем днем.

Продираясь утром сквозь густое движение со средней скоростью сто километров в час, мы не успели.

Запомнился последний отрезок. Шли аллеей. Слева и справа улетали назад деревья. И вдруг из-за поворота наперерез машине выехал велосипедист. Счастье, что среагировали оба — водитель машины и он. Велосипедист круто свернул и упал. Машина, обдирая левый бок о кусты, пролетела мимо. Серебряным зонтом сверкнуло задранное, крутящееся колесо велосипеда. И торчал кулак. Успел показать.

Кто-то из нас засмеялся. Водитель навалился на руль, вцепился в него побелевшими пальцами. И не поворачивая головы, сквозь зубы выругал весельчака.

Несмотря на адскую гонку, не успели. Подхватив звуковую волну милицейской машины, ушла скорая. По парку, разворачиваясь в цепи, шли милиционеры, солдаты, дружинники.

«Весельчак» отомстил водителю:

— Тебе не в МУРе служить, а в похоронном бюро. Там за тихую езду премии дают.

А что мы, собственно говоря, могли застать?

Как гребнем прочесали лес. Никаких следов. Собака прытко вывела на дорогу, а на асфальте повертелась, поскулила и подняла виноватую морду.

Позже позвонили в больницу. Операция подходила к концу. Пуля попала в живот, ударилась о позвоночник и пошла рикошетом вверх, прошивая внутренности. Истратив силы на длинную, страшную дорогу смерти, обессилела. И уперлась в кожу между лопаток. Там и сидела, выпирая тугим синим желваком. Пуля оказалась от нагана...

Я сел на белый табурет у изножья кровати, чтобы хорошо видеть лицо раненого.