Минель Левин - Граница

Ветер вздыбил снег. Гебридзе отряхнулся, провел ладонью по верхней губе и, нащупав щетинку усов, усмехнулся. «Настоящий мужчина! — скажет отец».

Подумал вслух:

— В Очамчире сейчас тепло...

И представил террасу, оплетенную виноградником, море, отца, выгружающего корзину камбалы.

...В Очамчире Гебридзе окончил среднюю школу, работал в колхозе. Оттуда его призвали в армию и направили на границу, где почти круглый год лежит на вершинах снег. На заставе Гебридзе возмужал и даже, совсем недавно, стал отращивать усы.

Сзади послышались шаги. Часовой узнал старшину Каримова и дежурного по заставе ефрейтора Петренко.

Каримов дослуживал срок и собирался домой. Недавно в районном центре он выиграл скачки. Выиграл к великому огорчению местных всадников, претендующих на звание чемпиона. Участвовал в скачках и он, Гебридзе, но в Очамчире люди лучше управляли парусом.

«Джигита из меня не получилось, но это не самая большая беда на свете! — рассуждал философически настроенный часовой. — Хотя не мешало бы...».

Выиграй скачки он, Гебридзе, а не Каримов, то он, Гебридзе, ловкий парень с такими красивыми усами, сделал бы то же самое, что и старшина. А Каримов всегда был на высоте положения в прямом и переносном смысле.

Когда стройная девушка, чьи косы трижды обвивались вокруг тюбетейки, поднесла победителю шелковый платок... А девушку, это ведь не секрет, звали Гульджан, и она была настолько хороша, что ей могли позавидовать все девушки на всем побережье от Сухуми до Батуми... Словом, когда Каримов получил подарок, он не ударил лицом в грязь и, как настоящий джигит, опустил перед Гульджан своего коня на колени. Девушка вспыхнула и не нашлась, что сказать. А старики кивали головами в знак своего одобрения. И тогда взволнованный старшина поднял коня, сделал круг почета и галопом умчался. И вся земля, все горы дрожали от топота.

Читатель уже понял, что ефрейтор Гебридзе обладал редким даром рисовать картины и представлять действительность во всей присущей ей красоте. Тем не менее, он оставался часовым, и когда к нему подошли старшина и дежурный, доложил, что никаких происшествий нет.

Он обратил свой восторженный взгляд на Каримова, а тот долго всматривался в даль, где затерялась в снегу шоссейная дорога.

— Продолжайте службу, — сказал старшина часовому. И дежурному: — Пойдемте, Петренко.

Когда вернулись на заставу, дежурный предложил:

— Видпочивайте, товарищ старшина. Дила больше нэма.

Каримов нагнулся, стряхнул снег с валенок.

— Пожалуй, лягу, — согласился он и, уже открывая дверь в казарму, добавил: — Только не забудьте разбудить меня, если приедет Обручев.

В канцелярии горел свет. Значит, начальник заставы еще не ложился. Петренко зашел в дежурную комнату, посмотрел на часы. Скоро смена...

Гебридзе откинул задравшийся воротник полушубка. Прислушался. Издалека донеслось тарахтенье мотора. Ефрейтор повернулся лицом к ветру. Слух не обманул его. Бледная полоска света выскользнула из серой, клубящейся массы, становясь все шире и ярче.

Он подошел к шлагбауму, нажал сигнальную кнопку. В дежурной комнате раздался звонок. Ярко вспыхнула красная надпись

«Пост № 1».

Когда облепленная снегом машина затормозила у шлагбаума, рядом с Гебридзе уже стоял Петренко.

Грузовики двигались медленно. Останавливались перед заставой.

Пограничники быстро проверяли документы. Многих водителей они хорошо знали.

«А, Игнатюк, ну как, полным-полна коробочка?»

Раз подъехал бензовоз, значит, скоро конец колонны. Третий год ездит по тракту Игнатюк. Обязательный человек: папиросы привезет и письма пограничников доставит на «большую» землю.

А вот Петр Калачкин...

Этот предъявил документы, и пока пограничники производили досмотр, стал натирать снегом уши. Знал ведь, что рейс будет трудным, а всё-таки поехал в своей кепочке. Он в ней зимой и летом. Правда, натирать уши снегом, пожалуй, не следовало. Он не замерз. Не водой была наполнена его фляга, спиртом. И прикладывался к этой фляге он довольно часто.

Еще одна машина затормозила у шлагбаума. Гебридзе и Петренко подошли к водителю.

— Ваши документы.

— Ребята! — окликнул их выпрыгнувший из кузова пограничник.

Петренко направил на него фонарик.

— Да это же Обручев! — воскликнул он обрадованно.

Махров, не выключая фар, вылез из кабины. Гебридзе проверил его документы и молодецки погладил усы.

— Лихой казак! — не сдержал улыбки Махров.