Вадим Собко - Звёздные крылья

Итак, Мэй, единственная надежда и последняя отрада Дорна, ушла из его жизни. Теперь он остался один на свете.

Дорн по-прежнему был начальником лаборатории реактивных самолетов. Теперь там работало много людей, и секретность почти была снята. Так было до той минуты, пока не началась война. Тогда лаборатория стала вновь секретной. Сразу же в ней начали изготовлять самолеты-снаряды.

На этой работе Людвиг фон Дорн очень хорошо проявил себя, и ему перестали напоминать о бегстве Крайнева.

В первый год войны с Советским Союзом, когда немецкие фашисты еще наступали, Дорн очутился в Киеве. Ему было приказано организовать работу с теми сотрудниками института, которые остались в Киеве.

Работа эта не смогла развернуться, потому что началось наступление Красной Армии и Дорну пришлось спасаться бегством.

Таким образом он очутился опять на старом месте, в своей бетонированной лаборатории. Работать здесь стало беспокойно, аэродром часто использовали для посторонних нужд, что мешало исследовательской работе.

Началось наступление на Англию с помощью самолетов-снарядов.

Людвиг фон Дорн получил железный крест.

Вскоре после этого радостного события, когда казалось, что карьера фон Дорна быстро идет вверх, пришел приказ эвакуировать лабораторию на запад.

Прочитав приказ, Доры понял, что с войной скоро будет покончено. Надо было спасать свою шкуру.

Он очень добросовестно выполнил приказ об эвакуации лабораторий. В первую очередь вывез и спрятал все ценные вещи. Дорн понимал, что дело идет к концу, и заботился только о собственной шкуре. Сотрудников своих он отпустил, чтобы никто не видел, как он расхищает лабораторию. Хорошо понимая, что начальство останется начальством недолго, он с чистым сердцем доложил об эвакуации лаборатории.

И в такое-то время, как луч солнца, в мрачной жизни Людвига Дорна появился шведский инженер Генри Кервуд. Он приехал, даже не подумав о том, чтобы изменить английскую свою фамилию на какую-нибудь другую, более похожую на шведскую. Он просто выписал себе новый паспорт, где была изменена только национальность и подданство, и, никого не опасаясь, отправился в Германию.

У Кервуда на это были все основания. В гитлеровской столице уже начался разлад, и никому не было никакого дела до какого-то там американца или англичанина, который открыто, никого не боясь, разыскивает Людвига Дорна «по личному делу» и называет себя для отвода глаз шведом.

Людвига Дорна Кервуд нашел довольно быстро, и барон бог знает как обрадовался возможности продать все чертежи. О цене договорились сразу. Никогда в жизни даже мечтать не мог Дорн о подобных заработках.

Забрать инженеров из числа бывших сотрудников Дорна было труднее, но и тут повезло — все адреса нашлись в записных книжках, оставалось только разослать письма.

В бывшую лабораторию, где хранились все материалы, Дорну уже не хотелось ехать. Он предпочитал, чтобы Кервуд сам отправился туда и взял бы все, что ему нужно, но американец даже и слушать не хотел.

— Мы поедем вместе, — безапелляционно заявил он, и барону не оставалось ничего другого, как подчиниться.

Они решили вылететь немедленно. Но, стремясь в последнее время не попадаться на глаза озабоченному начальству, Дорн потерял правильную ориентацию в обстановке и времени. Кроме того, гитлеровское командование не решалось объявить в газетах, насколько прошли в глубь страны советские войска. Думая таким образом, что он летит в совершенно безопасное место, Дорн прилетел на свой аэродром тогда, когда танковый полк Короля уже стоял под стенами.

Пилот приземлил самолет как всегда уверенно, недалеко от здания лаборатории. Дорн вышел первым, помог выйти Кервуду, несколько техников и инженеров, которые должны были помочь Кервуду, также вышли на асфальт аэродрома. Не теряя времени, они принялись за работу. Дорн отдал приказы и вошел в дом. Повернул выключатель. Электрический свет залил коридор. Дорн горестно вздохнул, проходя мимо комнаты, где прежде жила Мэй, и вошел в химическую лабораторию.

Он долго возился у тяжелого сейфа, пока, наконец, отпер его и достал оттуда небольшую, из прозрачного стекла посудину с темным, сизоватого оттенка порошком. Минуту смотрел на нее, потом медленно прошел в свой кабинет.

Большой орел, вырезанный из дерева, распластал на потолке свои мощные крылья. Все было по-прежнему.

Дорн поглядел в окно. Медленно опускалось солнце. Сумерки постепенно сгущались над аэродромом. Злобно искривив губы, Дорн поставил свою посудину на окно и, не оглядываясь, вышел из кабинета.