Олег Коряков - Хмурый Вангур

— Кто храбрый — в воду! — с сумрачной шутливостью скомандовал Пушкарев.

Николай глянул на него недобрым взглядом и, скинув ватник, перелез через борт. Было неглубоко, по колени, со дна поднялась муть. Навалившись на лодку, Николай толкнул ее, кочки неохотно раздвинулись, лодка пошла вперед.

Николаю приходилось вылезать еще несколько раз. Юра счел нужным внести рационализаторское предложение:

— Профессия водолазов отменяется. Вводится профессия кочколазов.

Когда лодку зажало снова, он, большой, длинноногий, перешагнул через борт и взгромоздился на ближнюю кочку.

— Толкаю!..

Толкнул — и ухнулся в воду. Было не до смеха, но не улыбнуться сидящие в лодке не могли: очень уж смешно отфыркивался Юра, долго и величественно утирал нос тыльной стороной ладони, прежде чем принялся толкать лодку дальше…

В этот день место для ночлега они нашли с большим трудом. Пришлось остановиться на сырой, заболоченной поляне. Костер окружили воткнутыми в землю ветками и кольями, на них повесили сушить одежду и бродни. У самого пламени, кутаясь в брезентовые плащи и яростно отбиваясь от мошкары, приплясывали раздетые до трусиков «водолазы».

Утром первым из палатки вылез Пушкарев. Нодья [4] Нодья — особым образом устроенный костер, который горит долго и жарко. чуть дымилась. Густые космы тумана, обволакивая кочки, жались к воде Вангура. Сырая одежда липла к коже. Раздув огонь, Пушкарев, чтобы согреться и размять мышцы, пробежался вокруг палатки. Бродни громко шлепали по болотине.

— Подъем, великие путешественники!

В палатке закряхтели. Спавший у костра на ложе из веток Куриков поднял всклокоченную голову, присел и закивал:

— Подыём, подыём…

Начинался второй день плавания по Вангуру.

Он походил на первый. Все так же обступали лодку кочки. Их становилось все больше: река растеклась по болоту, берега исчезли. Собственно, реки не было — было болото.

Пушкарев решил сходить в разведку. Ушел он прямо по воде: это был единственный путь. Вернулся часа через два, измученный, заляпанный грязью, по грудь мокрый.

— Неважные дела. Болото — сплошняком.

— Может, вернемся, обойдем?

— А где он, обход? Есть он? Можем и силы и время потратить впустую.

Помолчали. Довод Пушкарева звучал вполне убедительно.

Юра с горестной ужимкой спросил:

— Значит, толкать?

— Значит, толкать, — ответил Пушкарев жестко.

— Эх, ду-убинушка, у-ухнем! — Юра не хотел унывать.

Обедали они, сидя в лодке. Сухари, консервы да по куску сахара.

— Не угодно ли кофейку? — Зачерпнув воды из-за борта, Юра протянул кружку Николаю.

Тот отхлебнул и начал плеваться:

— Гниль!

Помолчав, Николай, ни на кого не глядя, сказал с едва приметной усмешкой:

— Выходит, не на том месте, где надо бы, лодку-то построили.

Это был камешек в начальника группы. Пушкарев, конечно, понял это, взглянул на Николая, нахмурился, но промолчал.

Теперь лодку толкали по очереди. Вечером старый манси помянул шайтана:

— Пускать не хочет.

Обращаясь ко всем и ни к кому, Пушкарев спросил:

— Ну что ж, надо и поспать, а?

Николай поежился:

— Без огонька-то того…

— А что сделаешь?

Сгрудились под брезентом, приткнувшись друг к другу. В мокрой одежде было холодно почти до судорог. Куриков присоединиться к молодежи отказался. Нахохлившись на корме, он курил трубку за трубкой, и слабый огонек освещал его недовольное, хмурое лицо. Темная гнилая вода беззвучно струилась меж кочек.

Прошло не больше часа. Брезентовая горка зашевелилась, вылез Николай:

— Так совсем окоченеть можно! — Он принялся размахивать руками, лодка закачалась, захлюпала вода.

Видимо, Пушкарев и Юра тоже не спали. Поднялись и они.

— Оно верно, — согласился с Николаем начальник группы, — окоченеть можно в два счета. Лучше уж толкать.

— Чтобы я — в воду? — поляскивая зубами, сказал Юра. — Да никогда в жизни! — И тут же перемахнул через борт. — У-ух! Пошел экспресс!

Забулькала вода, зачавкали потревоженные кочки, лодка поползла вперед…

Вскарабкавшись из-за дальнего леса, солнце увидело холодно и смутно поблескивавшую в тумане широкую гладь воды с торчавшими над ней тысячами травянистых бугорков, а среди этих бугорков — длинную деревянную скорлупку, которую толкали посиневшие от холода люди. Солнце сжалилось над ними, разогнало туман и стало припекать по-летнему щедро, жарко.