Геннадий Семенихин - Космонавты живут на Земле. Книга 2

Прошли томительные двадцать минут, прошли быстро, будто он их проглотил нервным ожиданием. «Зарю» резко встряхнуло, но он не вздрогнул при этом от неожиданности, потому что прекрасно знал, что это включились тормозные двигатели. На приборной доске зажглись две красные сигнальные лампочки. Вскоре они погасли, и с космодрома донесся торжественный голос Тимофея Тимофеевича:

— «Кристалл», Алешенька! Поздравляю, родной! Вы уже на селеноцентрической орбите! Вы над Луной. Докладывайте параметры!

«Дон-дон» — громче обычного прозвучало в ушах, но это уже был не надоедливо-угнетающий, а победный, набатный звон. «Я над Луной! — гордо подумал космонавт.— Я, верхневолжский парнишка Алешка Горелов!»

Радость совершенно убила сомнения, владевшие им всего несколько часов назад. «Я над целью, — весело передал по радио Алексей. — Иду с расчетной скоростью. Сейчас высота орбиты двести километров».

В боковой и нижний иллюминаторы он видел черную глыбу Луны с четкими пупками кратеров и солнце, низко висящее над ней. Солнце казалось здесь очень ярким, но не слишком большим, совсем не таким, каким оно наблюдалось с Земли. Низко над Луной он увидел шар, окруженный тонким светящимся колечком. Он сначала подумал недоумевая, что это за планета, но сразу же облегченно рассмеялся: «Вот тебе на, кого я не узнал! Да ведь это же собственный дом, моя родная Земля, от которой я сюда ушел. А колечко вокруг нее — это всего-навсего наша атмосфера. Но какая отсюда далекая Земля! Вернусь ли я к ней? — спросил внезапно чей-то неуверенный и расслабленный голос у него внутри. — К черту! Вернусь!— грубо оборвал его Алексей. — Иначе для чего было сюда забираться!»

«Дон-дон» — прозвенело в ушах. Он на мгновение смежил сухие, тяжелые веки, поддаваясь неожиданному, расслабляющему приступу сна.

«Заря» постепенно стала снижаться. Горелов наизусть помнил, что он должен был пройти над ее стылой поверхностью с высотой перицентра пятьдесят километров. Но когда спираль орбиты пошла вниз, высотомер под включенным лунным глобусом показал всего сорок. Затем его стрелка еще более снизилась и замерла на тридцати трех. Космонавт глянул в люк на застывшие, безлюдные, окаменевшие в своей вечной недоступности горы. Эта сторона Луны была уже не черной, а яркой, и он заволновался оттого, что невиданные краски завладели им. Нельзя было оторвать взгляда от разворачивавшейся внизу панорамы. Горные цепи с остроконечными хребтами безмолвно стыли, охваченные коричнево-огненным сиянием. Алексей включил кинокамеры и про себя подумал: «Вот что я буду рисовать потом, когда возвращусь. Тысячу раз прав Тимофей Тимофеевич — это моя тема. Это действительно никогда не забудется!»

Завершился последний расчетный виток. Но когда для «Зари» наступило время сниматься с окололунной орбиты и уходить к Земле, он вдруг почувствовал сильную тряску и, поглядев на приборы, понял, что корабль по-прежнему прикован к Луне, и начал новый виток. Он подумал, что так решили на Земле, и тотчас же попробовал связаться с космодромом.

— «Голубая», «Голубая», как ты меня слышишь? Я — «Кристалл».

Ему никто не ответил. Несколько минут он твердил свои позывные, чутко вслушиваясь в эфир. Но, кроме короткого навязчивого «дон-дон», никаких звуков в ушах у него не возникало. Скорость космического корабля изменилась, и он, похолодев, подумал, что в перицентре «Заря» пройдет совсем низко над безмолвной поверхностью Луны. Высота на приборе падала. Шкала показывала уже пять километров. «Хорошие получатся с этой высоты кинокадры,— горько усмехнулся он.— Только кому они понадобятся?» И он впервые подумал, что может не возвратиться на Землю, а его маленькая серебряная кабина надолго превратится в искусственный спутник Луны. Конечно, его будут искать и он не имеет права чувствовать себя покинутым на орбите. На космодроме в готовности номер один, прикованный к стапелям пусковой вышки стоит корабль «Заря-2». Андрей Субботин займет в нем пилотское кресло. В кромешной космической тьме, прорезаемой слепящими солнечными вспышками, он будет на этой орбите искать бедствующий корабль, чтобы произвести стыковку и забрать его к себе на борт. А если они не найдут? Если «Заре» суждено виток за витком отсчитывать его последние дни и часы? Если умрет он в этом загадочном окололунном пространстве, лишенный возможности даже попрощаться с друзьями, матерью, Лидией?

Холодный пот склеил под гермошлемом его волосы. «Спокойнее, — тихо прошептал себе Горелов. — Чуточку спокойнее, парень. Не ты первый и не ты последний, кто из состояния «жизнь» переходит в состояние «смерть»! Вспомни из потрепанного школьного учебника рассказ о Муции Сцеволе, который вместо ответов на допросе поднес голую ладонь к свече и молчал. Вспомни Архимеда, сказавшего за минуту до смерти жестокому пришельцу слова, полные презрения и превосходства: «Воин, не спутай мои чертежи!» Вспомни Гастелло, бросившего свой бомбардировщик в огонь, если хочешь, черт возьми, обратиться к своему двадцатому веку. Вспомни и подумай, уж так ли страшна русскому человеку смерть!»