Геннадий Семенихин - Космонавты живут на Земле. Книга 2

Здесь все было сделано, чтобы летчик-космонавт Горелов чувствовал себя человеком двадцатого века, царем природы. Но царем природы он ощущал себя на Земле, заставляя работать сложные вычислительные установки, изучая высшую математику и астрофизику, пилотируя реактивный истребитель или совершая поездку на «Вол-го». Здесь же бездонная мгла давила на него со всех сторон, напоминая каждую секунду, что он всего лишь бесконечно малая частица, передвигающаяся по загадочному, веками существующему звездному полю. «Дон-дон» — звучали все время в ушах ровные непонятные звуки, рождавшиеся и умиравшие с одинаковыми интервалами. Алексей закрыл глаза и почувствовал сразу, что веки его, сухие и горячие, наливаются тяжестью. Шло время, свободное от наблюдений и работы с оборудованием кабины. .Чтобы уйти от реальной действительности и хотя бы немного забыть огромный глубинный космос, эту черную бездну, озаряемую иногда яркими солнечными вспышками, слепящими, как автогенное зарево, он вспоминал день отлета и перебирал заново те торжественные минуты. Знойное поле космодрома, пусковые вышки над степью и крышами светлых зданий из стекла и бетона — какую милую картину составляло все это! С этих пусковых вышек уходили в космос все его предшественники. Были они разведчиками для него, точно так же, как и он был сейчас разведчиком на этой бесконечной звездной дороге для тех будущих космонавтов, которых и в отряде-то сейчас, возможно, нет, но которые придут и полетят гораздо дальше его. «Дон-дон» — стучало в ушах под оболочкой гермошлема. А там, на Земле, было тридцать пять по Цельсию и в маленьком срубленном из дерева, теперь опустевшем домике терпко пахло цветами, полученными им в то утро. Ночь перед стартом он проспал с завидным спокойствием, и утром его разбудил не будильник, а голоса друзей.

Алешка! — кричал Андрей Субботин, тряся его за плечо. — Если бы не бесцеремонная - настойчивость твоего дублера, ты бы всю Вселенную проспал, а не то что свой собственный старт.

- Не проспит, — смеялся генерал Мочалов. — Вселенной на многих космонавтов хватит. В том числе и на вас, Субботин.

Тимофей Тимофеевич, показывая на окно, потребовал:

—Там журналисты. Я разрешил пресс-конференцию на тридцать — тридцать пять минут. Вставайте и приводите себя в порядок.

Горелов умылся, быстро позавтракал, и, ответив на вопросы врачей, подошел к окну. На лавочках вокруг клумбы с георгинами сидело около двадцати человек. Кто с кинокамерами, кто с фотоаппаратами и блокнотами. Горелов узнал Леню Рогова в легком светло-сером костюме франтоватого кроя. Еще он узнал тучного пожилого журналиста в расстегнутом клетчатом пиджаке и коротких брюках на ярко-синих, туго натянутых помочах. Это же тот. Точно. Ему тогда в родном Верхневолжске успел Алексей что-то прокричать и помахать конвертом. А в конверте том — смешно вспоминать — была наивная просьба к Гагарину помочь поступить в отряд космонавтов. К машине Гагарина пробиться не удалось. А журналист жевал спелое яблоко и смеялся: «В чем дело, молодой человек? Может, вы тоже хотите стать космонавтом? Теперь это модно». Да, тот самый. Постарел и еще более обрюзг. Сейчас он тоже что-то жевал, прислушиваясь к голосам своих коллег. «Вот бы напомнить ему о той встрече, — весело подумал Горелов. — Нет, не стоит, еще целый подвал отмахает, и получится что-то вроде .рекламы»,

Он пригласил журналистов в светлую горницу деревянного домика и ответил на все их вопросы об орбитах и скоростях, о настроении, с которым идет в полет.

Когда пресс-конференция была объявлена генералом Мочаловым закрытой, Горелов задержал Леню Рогова, ласково положил ему руку на плечо:

- Давай простимся, старик. Все-таки, в отличие от других, ты наш.

- Но вы же меня не любили, Алексей Павлович?

— У тебя прекрасная интуиция, — усмехнулся Горелов. — Что было, то быльем поросло. Во-первых, я не то чтобы не любил тебя, но просто холодно относился. И ты прекрасно знаешь почему.

- Да, знаю, Женя.

- Женя, — согласился Горелов. — Я всегда внутренне был против того, чтобы она выходила за тебя замуж. Не пара ты ей. Извини. А сейчас все стало на свое место, Не обижайся.

Уголки Лениного рта горько дрогнули:

- На откровенность нельзя обижаться.

- А как ты сейчас?

- Живу. Кочую. Как видишь, тебя провожать приехал.

- А личное как?

- Пока никак, — пожал журналист плечами.

- Ну и что ты мне скажешь на дорожку, если пришел провожать?

- Возвращайся — это самое главное, — взволнованным шепотом быстро проговорил Рогов и как-то отчаянно махнул рукой: — Мне сейчас почему-то кажется, что твой полет — это полет не одного космонавта. Это не ты, а вся страна наша улетает туда, к Луне...