Николай Асанов - Катастрофа отменяется

— Вот вы говорите, ледники безопасны для понимающего их природу человека, — спрашивала она, — но ведь когда-то и вы были незнающим? А ведь там холод, вечная сырость, б-р-р, терпеть не могу сырости, предпочитаю сухие пустыни! Как же вы овладевали этими знаниями? Ломали ноги, тонули в озерах, попадали под лавины?

— Старался по мере сил избегать таких приключений… — нехотя отговаривался Чердынцев.

— И удавалось? — лукаво щурясь, допытывалась она.

— Не всегда, — признался он.

— А зачем созданы эти гляциологические, — с усердием ученика выговорила она незнакомое слово, — станции? Ведь ледников в России не так уж много. Я помню ледник Федченко, знаю о нескольких кавказских ледниках, но они очень маленькие, читала еще что-то о памирских складах льда, но ведь главные системы находятся на Крайнем Севере или в Антарктике?

— Если ледник, на котором стоит наша станция, растопить, получится пресное озеро побольше Аральского моря, — с некоторой гордостью сказал он.

— И вы собираетесь это проделать? — она хлопнула розовыми ладошками от удовольствия. «Наконец-то нашла нечто героическое!» — подумал Чердынцев.

— Нет, но мы можем отрегулировать течение такой большой реки, как Фан. На Фане, надо сказать, стоят десятки кишлаков и городов. Воды этой реки обеспечивают третью часть всех хлопковых посевов Союза… — больше он не мог сдерживаться, она нашла-таки зацепку. Уже несколько лет Чердынцев носился со своей идеей — зарегулировать таяние фанских ледников. Тогда река имела бы точно подсчитанное течение. И если бы это удалось, тысячи дехкан благословили бы реку. А сейчас она была попеременно то матерью, то мачехой. В годы спокойного Солнца уровень ее был почти равномерным, но как только на Солнце появлялись пятна и возмущения, ледник начинал бурно таять, и тогда река вырывалась из русла, меняла течение, заливала посевы или покидала плодоносные земли и уходила в пустыни. И тысячи земледельцев были вынуждены бросать свои работы, чтобы возводить по берегам капризной реки огромные дамбы, насыпи, перекрывать прораны новых русел, спасая поля.

Чердынцев и не заметил, как начал рассказывать об этой своей идее — зарегулировании стока ледниковых вод, а потом неожиданно для себя нарисовал страшную картину наводнения в позапрошлом году, когда река Фан прорыла сразу два русла и ушла в пустыню по двум направлениям, чуть не погубив весь урожай республики и оставив без воды многие поселки и города. Пятьдесят тысяч землепашцев и много солдат сражались в те дни за «спокойную» воду. А сколько это стоило республике?

Волошина давно отставила бокал, уперла подбородок в кулачки и смотрела не отрываясь. Лицо ее побледнело, словно она воочию видела катящийся и ревущий вал воды. Чердынцев хорошо знал эту способность талантливого человека — увидеть рассказываемое, и ему даже стало жаль Волошину: при такой впечатлительности она ночью не сможет спать, будут мерещиться бешеные водяные валы, сбивающие дамбу вместе с людьми, тонущие стада овец, крики людей, а чуть дальше — сохнущие хлопковые поля, осыпающиеся цветы и листья в садах, плачущие женщины и старики (вся молодежь ушла в те дни к горам, чтобы вернуть реку в свое русло)…

— Вот как это бывает… — сказал он и оборвал рассказ.

Последовала долгая пауза. Он выпил свое вино и налил еще, а Волошина все вертела в руках длинноногий фужер, будто отогревала его в ладонях. А может, и в самом деле отогревала? Он слыхал, что на Западе пьют вино именно так, подогревая в ладонях. Впрочем, может быть, так пьют не вино, а коньяк. Но он несомненно не знал многого, что могла знать эта женщина. Вот она отставила бокал, взглянула прямо в его глаза своим твердым, спокойным взглядом, спросила:

— Но разве можно контролировать стихию?

И такое в глазах ее было твердое любопытство, что он не посмел промолчать или сослаться на то, что, мол, постороннему трудно понять. Она смотрела с такой же строгостью, как смотрели на него, косноязычного докладчика, академики, когда он впервые излагал свой план. Правда, тогда он читал по написанному, хотя всю жизнь страшился бумаг. Бумага, пусть и составленная по всем правилам, съедала его живые мысли. Но и сейчас говорить было не легче.

— Видите ли, можно отрегулировать таяние ледника. В сущности, для пригорных пустынь — это последние ресурсы воды. Если мы зачерним темным порошком некоторую площадь ледника, мы вызовем интенсивное таяние на этой площади, и водосток в реке увеличится…