Николай Асанов - Катастрофа отменяется

О гляциологах Севостьянов сказал, что там все в порядке: дети здоровы, а спасенный им «крестник» даже и не кашляет, продуктов туда подкинули, а перевозить ребят еще раз через все озеро не стоит — опасно. Было уже несколько ветреных дней, когда понтоны захлестывало волной, приходилось отсиживаться в разных бухтах и бухточках, а тут и отсиживаться-то трудно, того и гляди, расшибет о скалы. О Томе Севостьянов ничего не сказал, но это и к лучшему: значит, здорова.

Вертолетчики ушли на рудник Коржова, пообещав завтра прийти за Малышевым.

К Коржову Малышев и его понтонеры попали только поздно вечером. Озеро было черным, скалы словно припали к нему, и вряд ли понтонеры отыскали бы рудник, если бы не прожектор, вынесенный Коржовым к самой шахте, в гору. Прожектор, как догадался Малышев, служил не только маяком — при его свете горняки продолжали возводить защитную стенку. А вода уже плескалась у самого, ее подножия.

Все дома были затоплены. В палатках шахтеры соорудили печи, и Малышев был благодарен Коржову, пригласившему его к себе, — к ночи на озере стало холодно. Понтонеров ждали тут как посланцев с Большой земли. Они везли письма, посылки, пакеты с чистым бельем — все, чем могли женщины, поселившиеся в Ташбае, облегчить жизнь своим мужьям, так же, как в войну, вдруг перешедшим на казарменное положение. И палатки у них были военного образца, не хватало только приказов да рапортов…

Малышев с удовольствием выпил стопку неразведенного спирта, поел всухомятку — Коржову было не до хозяйства, — прилег и сразу уснул.

Снилась ему вода. Подводный городок горняков и подводная станция на леднике, и он все спрашивал у Томы, почему она осталась жить под водой, а она лукаво улыбалась и отмалчивалась. Так он и не добился от нее никакого ответа.

Утром проснулся за полчаса до побудки, согрел воды и побрился. Сегодня он увидит Тому, и ему хотелось предстать перед нею во всеоружии, если уж ей вздумается — а он это предчувствовал — сравнивать его с гляциологами. Но на этот раз он ее там не оставит!

Понтонеры уже повыкидали на временную деревянную пристань, которую каждый час приходилось подтягивать все выше на берег, грузы для Коржова и ждали Малышева. Севостьянов уступил ему место в амфибии, а сам перебрался на первый понтон, и Малышев, помахав провожавшему их инженеру, включил мотор.

Проводив Малышева, Чердынцев долго стоял на деревянном причале, обраставшем ледниковым припаем из мелких льдин и льдинок. Он думал о том, что придется деревянный причал закрепить канатами и все время поднимать его вверх по мере повышения уровня воды, иногда вполоборота смотрел на станцию, но видел только зашторенные окна. Женщины, что приехали с детьми, боялись, видно, простуды и, проводив понтоны и катер, заняли верхний этаж и забронировались зыбкой преградой занавесок и штор. То окно, что всего больше занимало Чердынцева, вообще не открывалось, будто занавеси там были железобетонные.

Он стоял на холоде, мерз, проклиная себя за нерешительность. Надо было пойти в дом, сказать Тамаре о том, какие права заявил на нее Малышев, но идти он не мог, будто ноги отнялись. И сердито думал, что никуда не пойдет и никого ни о чем не спросит. И вдруг услышал шаги.

— Вы еще долго собираетесь стоять на своем посту?

Он оглянулся. Тамара Константиновна остановилась у самого обрыва. Она словно бы и не видела его, подталкивала носком красного ботинка камешки и смотрела, как они срываются вниз, в ледяную кашицу, и тонут без всплеска. Она была в брюках, а поверх своей куртки накинула штурмовку Галанина, самую маленькую, но и в ней утонула. Так как Чердынцев не ответил, она снова спросила:

— Что он вам сказал?

— Что вы — его жена.

— Была. — Голос ее звучал сухо, бескрасочно. А ведь она умела модулировать им, как отличная актриса. По-видимому, этот разговор был нелегок и для нее.

— Этого он не говорил.

— Когда-нибудь скажет.

— А вы всегда уходите без предупреждения?

— Пойдемте лучше проверим показания ваших приборов. Галанин просил узнать, кому идти за данными. Но уж если мы здесь, так почему не проделать это самим? Кстати, вы покажете мне эти таинственные измерители, которые заставляют вас прозябать в пустыне вместо того, чтобы воевать в миру.

Только теперь Чердынцев заметил, что она тоже говорит с ним на «вы». А ведь несколько часов назад… Но заговорил он о другом:

— А как ваша нога?