Василий Катунин - Возвращение Остапа Крымова

Отлично, президент!

Почему президент?

Теперь так будет называться ваша должность! — провозгласил Остап. — Ждите меня здесь.

За год и три месяца до этого…

Свет опять отключили. На улице была кромешная тьма. Конечно, с температурным знаком минус. Лифт, естественно, не работал. Потыкав пальцем вмертвую кнопку, Сан Саныч, скорее повинуясь привычке, чем надежде, зажег спичку. Написанное от руки объявление гласило: «Лифт не работает. Ближайший лифт находится в соседнем подъезде». Эта бумажка документально подтверждала, что идет 1997 год, то есть: веерное отключение света; тепло в половину мощности; горячая вода по графику; о лифте, как о подакцизной роскоши, надо было забыть навсегда.

Боже мой, опять переться на двенадцатый этаж! За что мне такие муки! — Голос жены шрапнелью ударил в спину.

Пошли.

Первый этаж.

Ты помнишь, что у мамы завтра день рождения?

Сейчас вспомнил. Ума не приложу, что ей подарить.

Давай я спрошу у нее.

Не надо. У меня нет таких денег.

Второй этаж.

А они у тебя когда-нибудь были? А они у тебя когда-нибудь будут?

Сумки с картошкой и крупой больно резали руки. Жена тащила авоськи с маминой консервацией, но ему было жалко только себя. «Жена — как дурная привычка: легко приобрести и трудно избавиться», — подумал он.

На площадке нехорошо запахло. Сам Саныч старался ступать в кромешной темноте осторожно, но если пошел непрун, то это, казалось, навсегда. Он поскользнулся и, широко расставив руки, ударил жену сумкой. Преодолевая следующий лестничный пролет, Нильский услышал о себе пару новых определений.

«Если хочешь узнать, что на самом деле о тебе думает женщина, женись на ней, и очень скоро ты все узнаешь», — подумал он.

Мне нужно пальто на зиму.

Давай подождем до марта. Они должны дать скидку на сорок процентов. Все-таки экономия.

Я знаю. Потом ты найдешь способ сэкономить все сто процентов. Ты предложишь подождать доследующей зимы.

Третий этаж

А помнишь, как мы с тобой целовались? — спросил он, уходя от темы пальто.

Это было давно, и я тогда была замужем за Файбусовичем. Ты можешь представить, где бы я сейчас жила? Какая роковая ошибка!

«Жена-еврейка — это самый короткий путь в антисемиты, — подумал он, но затем передумал. — Впрочем, причем здесь еврейство? Если бы моя жена была русской, я бы страдал русофобией».

Четвертый этаж.

Ты помнишь, что у нас нет ничего мясного. Мне придется потушить твоего Фейхтвангера и двухтомник Бабеля.

Только через мой труп.

Не надо меня искушать. Я и так уже две недели не ела мяса.

Пятый этаж.

«Мужчина гоняется за женщиной до тех пор, пока она его не поймает», — вспомнил он и сказал:

Боже мой! Как я был слеп, как не наблюдателен! С какой жалостью смотрел на меня твой папа, когда я просил твоей руки!

Жаль, что ты не видел глаза моей мамы, когда она смотрела на тебя!

Шестой этаж.

Со стороны мусоропровода донесся крепкий запах спиртного. В темноте раздался скрежет откидываемой крышки и затем прозвучал голос:

Извините, какой это этаж?

Нарастающий звук падающего сверху по трубе мусора заглушил ответ. Спиртной запах исчез.

«До понимания некоторых истин надо не дорасти, а опуститься», — подумал он.

Седьмой этаж.

Ты — неудачник. И папа твой — неудачник. И дети твои — слава Богу, уберег, — тоже будут неудачники. Если бы был конкурс неудачников, ты бы занял третье место.

Почему не первое?

Потому что неудачник.

Только не говори, что ты придумала это сама.

Тебя так уж точно придумала не я. Если бы тебя видел твой папа, он бы горько плакал над загубленным сперматозоидом.

Восьмой этаж.

«Ударю, — подумал он. — Не могу больше терпеть. Вот еще поднимусь на пару ступенек и ударю. Только мокрое место останется». Поднявшись натри ступеньки, Нильский поставил сумки на пол и резко ударил открытой ладонью. На пальце он ощутил липковатую жидкость. «Кровь! У, зараза! Так тебе и надо».

Ну вот, видишь, — раздался издевательский голос жены, — на улице мороз, а его в подъезде комары кусают. Я же говорила, что неудачник.

Неудачи преследуют сейчас всех.

А догоняют некоторых.

Девятый этаж.

Бензин подорожал, — попытался он сменить тему.

Можно подумать, тебя это касается. У тебя даже зажигалки нет.

Язык твой — враг мой, — одарил он ее ходячей фразой. Хотя горькая правда, как утопленница, всплыла на поверхность ее слов.

«А еще говорят, вдвоем легче плыть по океану жизни, — вздохнул Сан Саныч. — Не легче, а веселей. И только в штиль. Когда штормит, то два плохо плавающих человека, вцепившись друг в друга, быстрее идут ко дну».