Василий Катунин: Возвращение Остапа Крымова

Остап стоял на возвышении привокзальной площади, как монумент, устремив взгляд сквозь каменные джунгли домов и улиц. Где-то там, в глубине города, в своей норе сидел мохнатый пузатенький паук, вечно голодный, не брезгующий ничем и никем. Следуя своему жизненному правилу никогда не возвращаться в прошлое, особенно — принесшее разочарование, Крымов только теперь подумал, что пришло время восстановить статус-кво в этом отложенном, но не забытом вопросе. Только теперь можно впустить на время в душу столь не любимое им чувство мести, которое послужит двигателем дальнейшей программы. Подавив вздох, Остап подумал: «Если кто-то имеет на кого-то зуб, то это — не зуб мудрости. Но что поделаешь, если человеку необходима каждую минуту жизненная программа, как двигателю — топливо, и не важно — то ли это месть, то ли тщеславие, то ли любовь».

Остап глянул на часы. Кажется, у него было еще минут десять.

«А может, оно все и к лучшему, — подумал Крымов. — Неизвестно, сколько бы я откладывал это дело. Как учил меня мой дедушка-лентяй, все, что не делается — к лучшему. Как минимум, у меня есть полгода. За это время можно такой шухер здесь устроить, что мало не покажется. Думаю, что полтора миллиона на все хватит, а может быть, и меньше. Все-таки здесь — это вам не там: Харьков — не Москва и даже не Лас-Вегас. Хотя, время все лечит. Кроме глупости, конечно».

Остап обвел добрым взглядом площадь с мельтешащими злыми прохожими. Они спешили изо всех сил, полагая, что время — это деньги, хотя и невооруженным взглядом было видно, что времени у них гораздо больше, чем денег. Остап поймал себя на мысли, что все наши люди выглядят так, будто их постоянно кто-то имеет. Именно это свойство, вошедшее в кровь и плоть нашего народа, позволяет безошибочно идентифицировать «русского» человека, независимо от его национальности, в любой стране мира. Поэтому в нашей стране, где нас имеют всех скопом, так легко отличить иностранца. А понты и атрибутика «новых русских» — это лишь жалкая попытка представить другим, что это они имеет всех. Наивняк.

Остап отбросил эту мрачную мысль, морщинка на его переносице разладилась, взгляд просветлел, и он стал похож на иностранца. «Как всегда — ни цветов, ни оркестра, ни визжащих фанаток, — без обиды подумал Крымов. Доживу ли я до того дня, когда общество воздаст мне должное?»

У Остапа еще с юных лет осталась привычка сочинять по одному четверостишию в день. По аналогии с любимым поэтом, он стал со временем называть их в свою честь «крымиками». Иногда, если под рукой оказывалось перо, ему удавалось увековечить себя на бумаге. Чаще же, проболтавшись несколько дней в голове, «крымики» забывались, унося в Лету сиюминутные мысли автора. Крымов сочинял их почти мгновенно, стоило ему услышать какое-то созвучное слово, шутку или придумать свой обыгрыш. А когда он не думал о деньгах и женщинах, в его голову приходило много неплохих мыслей. К тому же, в отличие от традиционных поэтов, Остап предпочитал не ждать муз, а самому посещать их. Вот и на этот раз, с первыми глотками украинского свежего воздуха в течение каких-то двух минут в душе Остапа зародилась мысль и преобразовалась в очередной «крымик». Отшлифовав мысленно стиль, Крымов вслух, но негромко продекламировал:

Иной

Задумавшись, молодой человек не мог видеть, как проезжавший мимо белый «форд» приостановился, затемненное боковое стекло чуть опустилось, обнажив верхнюю часть стриженой, обтекаемой формы, головы в темных очках. Водитель несколько секунд всматривался в монументальную фигуру на ступеньках, показавшуюся ему знакомой. Затем стекло с легким жужжанием вернулось на место и машина, взвизгнув резиной, резко рванула с места.

Посмотрев вслед удаляющемуся автомобилю, Остап подумал: «По такому звуку всегда можно со стопроцентной точностью сделать вывод о характере и внешности хозяина машины, а также о наличии у него носового платка. — Крымов вздохнул. — А я так и не обзавелся до сих пор авто. Интересно, какая бы у меня была манера вождения?»

Молодой человек слегка лукавил сам с собой. На свете было всего три вещи, которые Остап не умел и не собирался уметь делать: водить автомобиль, бить женщин и платить в общественном транспорте. Все остальное — от рытья канавы до изучения китайского языка — не представляло для Крымова каких-либо трудностей. В свои сорок Остап научился относиться к жизни так же снисходительно, как она относилась к нему. Он обрел, наконец, способность смотреть вслед пролетающему в небе косяку птиц и не думать, как на этом можно заработать.