Жак Реми - Если парни всего мира...

Тяжелая черная машина застопорила у входной двери. Из машины вышел военный в форме капитана Советской Армии, коренастый, наголо обритый, в до блеска начищенных сапогах.

Беллами начинает объясняться с помощью переводчика.

Русский перебивает:

— Я в курсе дела. Речь идет о сыворотке для экипажа траулера «Мария Соренсен».

Беллами и Кармон застывают в изумлении.

Офицер с достоинством объясняет:

— Нас предупредила наша специальная радиостанция.

Кармон вступает в разговор:

— Поскольку вам известно, о чем идет речь, будьте любезны распорядиться, чтобы нам вернули пакет. Мы переправим его в Осло, оттуда самолет санитарной авиации доставит его на судно и сбросит на парашюте.

— Нет, месье.

Капитан произносит свой ответ сдержанно и спокойно.

Беллами и француз протестуют.

— Вы отказываетесь вернуть нам сыворотку?

— Отказываюсь.

— Почему?

— Она конфискована.

— Но однако... люди под угрозой смертельной опасности. Они ждут медикаменты.

— Знаю.

— И вы против того, чтобы сыворотка была им послана?

— Этого я не сказал.

Беллами выходит из себя:

— Не понимаю, что за шутки?

Офицер не отвечает, обращается к полицейскому:

— Отнесите пакет в мою машину.

Беллами неистовствует: все, что ему рассказывали о русских, просто чепуха по сравнению с этим! Русские — бандиты, враги цивилизации, скоты! Ему хочется выть от ярости, лезть в драку. Кровь приливает к голове. Он — американский гражданин, — вопит Беллами, — не допустит этого. Его не запугаешь! Советский офицер улыбается:

— Самолеты есть и у нас. И летают они быстрее ваших.

Этого Беллами не ожидал. С трудом проглатывает готовые сорваться с языка оскорбления, не находит что сказать. Смотрит на Кармона. Тот не может сдержать улыбку. Можно подумать, что это его забавляет. Американец сжимает кулаки: чему радуется этот идиот? С удовольствием закатил бы ему оплеуху. Беллами никогда не занимался политикой, но он вспоминает о спорах в кафе, ресторанах, во время его поездок по американским городишкам: повсюду велись разговоры об этих фальшивых европейских союзниках, состоящих на содержании у янки-налогоплательщика. Лучше было бы от них избавиться.

Машина с русским офицером трогается с места и уезжает, а Беллами все еще не может выговорить ни слова.

Народный полицейский хлопает его по плечу:

— Вы свободны.

Похоже, этот тоже издевается. Американец жалеет, что остается в долгу у полицейского. С каким удовольствием преподнес бы ему едкое словцо, — такое, чтобы тот к месту присох. Великие люди при подобных обстоятельствах произносят исторические слова. Так утверждают по крайней мере.

Беллами и Кармон выходят и бредут вдоль широкой улицы; обсаженной деревьями. Город начинает просыпаться. Первые прохожие торопятся к остановкам метро и автобусов.

Сильный удар ноги, которым Беллами отбрасывает в сторону консервную банку, выводит француза из задумчивости. Банка с шумом катится по асфальту. Еще один удар ногой отсылает ее подальше на мостовую: Беллами отводит душу.

— Они разыграли нас, — ворчит он сквозь зубы. — Шайка подлецов... Подлецы... Подлецы.

Он еще долго повторяет все то же слово, единственное, которое приходит ему на ум. Он так смешон в своей бессильной ярости, что Кармон еле сдерживается, чтобы не рассмеяться ему прямо в лицо.

Над Северным Ледовитым океаном встает заря. Рыбаки хлопочут у шлюпки. Все решено, они уходят. Шлюпка спущена на воду, припасы погружены, но на душе у людей неспокойно. Они знают, что дезертируют с корабля, бросают своих товарищей. Со временем паника несколько улеглась: рыбаки уже не так боятся болезни, как раньше. За последние несколько часов только один из них заболел, его отправили в барак для зараженных. Если бы решение пришлось принимать теперь, многие поколебались бы, но сейчас отступать уже поздно. Мишель и Франк командуют отправкой. За борт передают последний багаж.

Старый Петер бродит по палубе, он переживает подлинную драму: Петер не хочет уходить, но оставаться боится. Ларсен, делая вид, что его не интересует все происходящее на борту, заперся в каюте и не показывается.

Петер смотрит на товарищей глазами побитой собаки. Они стараются его не замечать. Наконец старик обращается к Мишелю: они всегда были друзьями. Он проявил минутную слабость, — ошибся, но не заслуживает, чтобы его бросали. Мишель не отвечает, как будто не слышит. Петер видит, что наступает минута, когда уже будет поздно, они уедут без него. Он приходит в ужас, стонет, молит, хнычет, по очереди обращается к каждому рыбаку. Смущенные, они не смеют за него вступиться. Наконец Франк грубо толкает его к шлюпке: