Жак Реми - Если парни всего мира...

— Прошу прощения, доктор. Это чисто служебная формальность. Сегодня ночью вы выдали сыворотку. Как мне пометить об этом в отчете?

Мерсье возмущен, но не успевает ответить — заведующий хозяйством опережает его:

— Я все знаю, доктор. Все только об этом и говорят. Ваш поступок можно понять. Но войдите в мое положение, я тут ни при чем, есть же правила. Не я их выдумал и не вы, разумеется. Раз они существуют, я обязан их выполнять. И главным образом следить за тем, чтобы они выполнялись.

— По правилам, я не должен был отсылать сыворотку больным?

— Я не это хотел сказать. Вы отправили ее не обычным путем, не по правилам, не через экспедицию. Я понимаю, вы не могли поступить иначе, она была бы доставлена слишком поздно. Но вам пришлось передать ее лицу, которое до некоторой степени является лицом частным, неофициальным. Вы понимаете, что я хочу сказать?

— Я не имел права это сделать?

— Да нет же, нет, вы имели, полное право. Но только это лицо должно было заплатить.

— Так ведь это же не для него...

— Согласен, не спорю. Этому лицу могли бы дать расписку, по которой оно могло бы получить в дальнейшем свои деньги обратно. А для администрации у меня на руках были бы два документа. Это было бы по правилам. Но, конечно, если вы не хотите...

— Кто вам сказал, что я не хочу?

Мерсье вынимает из кармана бумажник. Немного позже, уже уходя, шарит в кармане своего пальто, находит там записку, которую ему сунула Лоретта. Читает: «Спасибо». Рвет ее, скатывает из нее шарик, бросает на улицу в грязь.

И у него вдруг появилось ощущение, что нелепое крохоборчество заведующего хозяйством уничтожило его роман с Лореттой. Конечно, он позвонит ей завтра, может быть даже сегодня, но все придется начать сначала. Все, что оставалось от ночных грез, исчезло вместе с этим клочком бумаги.

Пилот санитарного самолета не переставая жует резинку, которую всегда носит в кармане.

Над серым однообразным морем там и сям тянутся клочья тумана. Вот уже самолет находится как раз над «Марией Соренсен», рыболовным судном, которым в эту минуту заняты все радиостанции мира.

Раньше всех на палубе самолет заметил наметанным глазом старик.

Он сказал об этом товарищам, все вышли наверх, подают сигналы.

Летчик вызывает:

— Капитан Ларсен. Сейчас сброшу сыворотку. Готовы ли вы?

— Готов.

— Внимание!

Самолет снижается, делая круги. Летчик намерен пролететь над палубой. Парашют готов. Летчик проверяет ремешки, которыми застегнут контейнер.

На палубе экипаж с тревогой следит за действиями самолета. Наблюдают, как он спускается все ниже, ниже. Вот остается уже триста метров, двести, сто, пятьдесят. Внезапно от него отделяется парашют, раскрывается, начинает плавно спускаться. К парашюту крепко привязан груз: ампулы с сывороткой. Дверь барака открылась. Больные подтащились к самой двери; они хотят собственными глазами видеть, как прибывает пакет, который несет с собой конец долгому, тревожному ожиданию.

— Капитан, — говорит летчик, — я возвращаюсь. Что передать на базу?

— Скажите им спасибо. И спасибо всем, кто помогал нам.

Суровый закон, но закон (лат.) .

В данном случае французское слово "реле" (relais, первоначальное значение - езда на перекладных) подразумевает всю систему "радиомоста", организованного радиолюбителями многих стран (Примечание оцифровщика) .