Михаил Постол - Операция «Светлана»

Батька Апанас неодобрительно качнул кудлатой седой головой: «Не можно буть каждой дырке гвоздем, Иваныч», — и указал на забинтованную руку майора. — «Не в дырку я лез, батько, — хмуро ответил Терлыч. — С Вроной должен был встретиться. Понимаешь?» Батька сердито стукнул трубкой о колено: «С пулею ты сустрелся, а не с Вроной». — «Ладно, батько, — Алексей положил руку на крепкое плечо старика. — Что было, то прошло. Кабы бабушка была не бабушкой, так была бы она дедушкой. Нам нужно людей найти, которые места здешние знают, до самых глухих закоулков. Рассчитывал я на хлопцев Вроны, да теперь где их искать? Казимир, правда, знает имение Скавронского. Но самолеты там не посадишь». Терлыч задумался: «Шарить наобум лазаря, прочесывать лес? Не дело. Так мы до морковкина заговенья не управимся». Батька пыхнул трубкой, словно паровоз соплом, и кхекнул: «Стало буть, треба знайты подходящего человека. Ну што ж, кто не стучится, тому и не открывают».

«Товарищ командир, — этот негромкий и отчего-то дрогнувший голосок бросил Алексея в жар. — Сеанс!» Терлыч, не оглядываясь, поднялся: «Идите, сержант. Я следом».

Душа майора пришла в непонятное смятение. Может потому, что почувствовал в голосе девушки обиду, грусть. Мгновение постоял, усмиряя забившееся сердце, и пошел к палатке радистов. Луна заливала редкий лес оранжевым светом. В его свечении деревья выглядели фантастическими видениями. Нереальными казались фигуры бойцов.

В палатке рядом с сержантом Кушнир майор увидел Весеньева. Тот что-то веселое рассказывал девушке. А она, глядя на панель аппарата, вела рукой настройку и тихо улыбалась.

От этой улыбки словно душем холодным окатило Алексея.

Я уже не помню, о чем трепался Оле. Улыбку ее только помню тихую. И взгляд, мягкий, застенчивый. Она будто отгораживалась ими от меня. Я чувствовал это, понимал. Но не в силах был повернуться и уйти. И продолжал молоть чепуху. Стыдился своей болтовни и не мог остановиться. Благо появился майор. Близилось время выходить на связь с Центром.

Передача заняла минут десять. Она уже заканчивалась, когда я услышал неясный шум, чей-то говор, которые приближались к палатке радистов. Вышел и в свете оранжевой луны увидел Алеся, младшего сына усатого Мыколы. Я его сразу узнал, хотя видел всего раз, да и то мельком. Очень уж он был похож на батьку. Шел, еле ноги передвигал. В одной руке автомат, в другой — фуражка. Двое партизан поддерживали его. А чуть впереди батька Апанас брел, будто груз непомерный на плечах сгорбленных нес.

«Что?» — кинулся я к нему. Он глянул на меня, словно не понял, что мне надо, и глухо спросил: «Майор… дзе?» Но Терлыч уже сам вышел из палатки, остановился. Густые русые брови сошлись в ломаную линию. Я еще при встрече доложил ему, как нам удалось уберечься от стычки с фрицами. И он с одного взгляда понял, что к чему.

«Горе, Иваныч! Нема больше Мыколы! Нема Юрашки!» — «Бачу, батько!»

В командирском шалаше батька Апанас рассказал нам, что произошло. Алесь, раненный в ногу, приполз в лагерь из последних сил. Говорил — больше бредил…

Им тогда удалось-таки повести за собой гитлеровцев. Разбежались по лесу, то и дело меняли позиции, и вот так, с трех мест поливали немцев огнем. Гранаты швыряли, стреляли одиночными. Гитлеровцы решили, что наткнулись на крупную группу партизан. Почти всеми силами повели наступление. У Мыколы с сыном одна мысль: как можно дальше увести фрицев от отряда, товарищам путь к новой базе открыть. Все трое лес здешний отменно знали, двигались к Черному болоту.

Немцы гнались за ними, бешено стреляли на ходу, путались в дебрях леса. Пули свистели над головами, срезали ветки, мелкие еще листья. Глаза засыпало крошевом.

К вечеру добрались до Черного болота. Эта обширная, на десятки километров топь. Зеленая гладь в мелких кустарниках, с черными пролысинами недвижной воды. Кое-где островки, осинником частым поросшие. Мыкола знал тропку и вел сынков к ней, пытаясь оторваться от преследователей. Алеся уже давно ранило. Отец успел перевязать его, стало легче. Но силы истаяли. Руки не держали автомат. Мыкола сына на тропку вывел: «Иди!»

И тут случилось страшное. Автоматная очередь срезала Юрася. Он рухнул в воду. Успел крикнуть: «Бацька-а!» Тот обернулся на голос — на поверхности лишь фуражка сына — и с разбегу кинулся за ним.

Мокрый и жуткий поднялся он из воды с телом мертвого сына на руках. А рядом уже стояли немцы, автоматами целили в него.