Ульмас Умарбеков - Приключения 1972—1973

Надеясь взять врага живым, «ястребки» недооценили его предусмотрительности и хитрости. Лесные хищники обычно ходили тройками- «боёвками». Так было и сейчас: Долгий направился в село на связь с Богданной, сообщники его сидели на опушке, наблюдая за деревней и шоссе.

И когда «ястребки» приблизились, в лесу вспыхнули огоньки автоматных очередей. Отход Долгого прикрывали. Преимущество было на стороне бандитов. Невидимые в своем зеленом укрытии, они простреливали поляну между лесом и шоссе. Повинуясь приказу человека в пилотке, «ястребки» залегли. Стефан не послушался команды, продолжал бежать. Человек в пилотке догнал его, сбил с ног, прижал к земле — вовремя: рядом свинцовая струйка взбила пыль. Из леса швырнули гранату. Она разорвалась, не долетев до «ястребков». Перебежками, переползая по-пластунски, «ястребки» продолжали наступать. Их командир дорожил людьми, не хотел восемнадцати-девятнадцатилетних парней бросать на отпетых бандитов с автоматами. Если встать «ястребкам» в рост, чтобы атаковать, половина их погибнет от вражеских пуль. Но промедление в действиях — на руку бандитам. Может, они еще лежат за стволами лесных великанов, целясь в наступающих. Но, может, и удрали, петляя по буеракам и чащобам.

Так и случилось. Когда «ястребки» вошли в лес, надеясь охватить противника с флангов, никого там не оказалось. Преследовать врага было бесполезно. Злые, потупив глаза, возвращались «ястребки» в село.

Стефан сидел на краю кювета. Он издавал какие-то неясные звуки; если бы Богданна не видела всего предыдущего, подумала бы, что он смеется. Когда подошел командир «ястребков», Стефан поднял голову и, не стыдясь слез, которые редкими струйками текли по щекам, спросил:

— Ушел, а? Как же так?

Никто не посмел ответить.

— Ведь он… Жену мою и дочку… Дитя пятилетнее на мать положил и ножом… Одним ножом обоих…

Стоявший рядом с Богданной «ястребок» — круглолицый парнишка лет семнадцати — заскрипел зубами.

Вдруг Стефан вскочил, как подброшенный пружиной, и снова рухнул на колени в дорожную пыль.

— Люди добрые! — крикнул он, земно кланяясь «ястребкам». — Бейте бандитов! Где ни увидите — бейте. Моих родненьких… не вернешь… Не вернешь, а сколько еще погубят! Бейте волков окаянных.

— Успокойся! Успокойся. — Командир взял Стефана за плечи, неловко, по-мужски обнял, помог встать.

Подошли спутники Стефана. Пышноусый попросил:

— Не надо, Стефан…

Стефан молчал.

Чувствуя, что еще секунда — и она закричит, заплачет, Богданна пошла прочь.

А потом тряслась в кузове трехтонки, едущей в город. На душе было смутно. Мысли возвращались к Стефану с его страшным рассказом о жене и дочери, убитых Долгим.

Когда машину встряхивало, Богданна ощущала в кармане деньги, которые везла Долгому, и казалось, жгут они тело через толстое сукно жакета.

Отец Иваньо принял ее в углу храма, за колоннами. Лицо его, как всегда, оставалось непроницаемо-добродушным, длинные пальцы медленно перебирали четки.

Богданна рассказала, почему не выполнила задания, и обо всем случившемся в селе.

Иваньо выслушал спокойно, четки падали медленно, методично, как тяжелые капли.

— Служители святой церкви не вмешиваются в политику, дочь моя, — сказал священник. — Деньги, которые я попросил вас передать этому человеку, он когда-то дал в долг одному из моих прихожан… Так что я плохой судья в этих вопросах… Но, насколько мне известно, рассказы о зверствах лесных воинов преувеличены и раздуваются официальной пропагандой.

— Он был искренен в своем горе — Стефан, у которого убили жену и дочь, — робко возразила Богданна.

— Или был хорошим актером, не знаю, не знаю. — Иваньо кончил перебрасывать четки из правой руки в левую, начал — из левой в правую. — Конечно, есть поганые овцы, которые портят стадо. Но в большинстве своем такие люди, как тот, с которым вам не удалось встретиться, искренние, пламенные идеалисты, борются за веру и западную цивилизацию. Наша церковь одобряет их борьбу, а святая наша церковь знает все, она не может одобрять неправое дело.

— Да, конечно, — грустно сказала Богданна. — Церковь знает все.

Иваньо благословил ее, она ушла. Священник долго смотрел вслед удаляющейся девушке, перебирая четки. Рассказ Богданны и тон, которым она говорила, ему не понравились. Он думал, что надо крепче привязать ее, дать такое задание, после которого она боялась бы кары Советской власти, неминуемо шла дальше по дороге, на которую ее толкнул отец Иваньо.