Евгения Якимова: Сага о белой лошади

— Ох, глупая ты скотина! Первый раз вижу такую тупицу… Ну, пошла же, пошла, кому говорят!

Постепенно Элли начал приходить к мысли, что верховая езда — далеко не столь легкое и приятное занятие, как он предполагал. В ответ на его пинки лошадь лишь недовольно поводила ушами, а на слова не реагировала вовсе. Элли начал подозревать, что она глухая, и, скажем прямо, не сильно ошибался.

Что произошло потом — неизвестно. То ли Элли наконец удалось убедить старую клячу сдвинуться с места, то ли ей приснилось, что она — гордый боевой конь, рвущийся в битву, а скорее всего, Элли ее просто окончательно достал…

В тот момент, когда всадник потерял уже всякую надежду, лошадь вдруг взрыла копытами землю, вскинула голову и помчалась вперед каким-то невообразимым аллюром, время от времени исторгая из себя хриплые трубные звуки. Элли пришел в восторг, но очень скоро его внимание обратилось к более насущным проблемам — скажем, как удержаться на спине у своего скакуна.

Двигались они, по счастью, в сторону окраин. Прохожих им не попалось (если они и были, то предусмотрительно убрались подальше), городской стены в тех местах тоже не наблюдалось, и через минуту-другую они оказались в лесу.

Через лес вела достаточно ровная и прямая дорога, что радовало. Элли был занят двумя проблемами: как не треснуться головой о ветку и как усидеть на лошади. Если бы к этому прибавились еще и повороты, ему пришлось бы совсем туго. Вскоре на него свалилась новая напасть: хайратник грозил в любую секунду упасть, а поправить его Элли не мог. Хайратник, конечно, было жалко, но даже угроза потерять его не могла заставить Элли разжать пальцы и отпустить гриву лошади, в которую он вцепился что было сил.

Деревья вокруг слились в одну сплошную зеленую полосу, ветки так и норовили хлестнуть Элли по лицу — он едва успевал нагибать голову; трясло просто неимоверно, и Элли дорого бы дал, чтобы в жизни своей больше никогда не видеть лошадей. Остановить лошадь сейчас — он понимал — невозможно, соскочить на ходу… нет, только не это, хотя такой конец был весьма вероятен. Оставалось только ждать, скоро ли все это кончится. Пока что лошадь признаков усталости не подавала, будто бы напрочь позабыв про свой возраст и долгое отсутствие тренировок.

Милях в двух от города (Элли показалось, что они проехали раз в десять больше) лошадь вдруг выкинула такой фортель: резко затормозила, развернулась на 180 градусов и в прежнем темпе помчалась обратно. С одной стороны, это было неплохо: теперь не завезет в бог весть какие дебри. С другой стороны, если она и вправду собирается вернуться… Хайратник, кстати, упал, ищи его теперь по всему лесу. Придется новый заводить…

По дороге туда Элли развилки не заметил и был немало удивлен, когда вместо скромных домиков предместья перед ним открылся широкий солнечный луг с городской стеной и воротами на противоположном краю (кстати, неуклонно приближавшемся). Народа у ворот было явно многовато для тихого летнего дня. Элли разглядел в толпе несколько человек из тех, что гнались за ними с базара. Его тоже заметили. Толпа оживилась, радостно заголосила. А лошадь неслась себе по тропинке, ведущей к воротам. Ей-то что. Хоть бы свернула, что ли…

Итак, представьте себе картину: лето, солнце, луг у городских ворот. Рядом с воротами — большая толпа (гнались за Рэном, а он куда-то делся). Этот въезд в город, видимо, не предназначался для торжественных случаев: возле стены свалены кучи гнилой картошки, свеклы, репы и т. д. Отдельные корнеплоды уже летят в стремительно приближающегося всадника. Внешность у него заметная — рыжая грива и алый плащ, такого узнаешь даже издали.

По мере приближения Элли охватывала тоска и безнадежность. Он никак не мог представить себе какой-нибудь выход из этой ситуации, да и вообще все дельные мысли куда-то подевались, а вместо них стучала в голове лишь одна: «Что же теперь будет? Что же теперь будет?»

А было вот что. Не приближаясь к воротам, лошадь свернула налево по широкой дуге и остановилась недалеко от стены в том месте, где она утопала в зарослях шиповника.

Возле стены стоял Рэн и орал что-то на непонятном языке. Впрочем, лошади язык, кажется, был знаком — она еще издали что-то радостно заржала, а, подойдя поближе, и вовсе интересно себя повела: внимательно слушала, дергая ушами и наклоняя голову то в одну сторону, то в другую, и время от времени отвечала коротким ржанием, в котором проскальзывали такие выразительные интонации, что усомниться было нельзя — собеседники друг друга понимали.