А Попов: Оставалось семь дней

Герасим Григорьевич слушал его молча, продолжая, как он сам выражался, «заметать следы». Наконец гребень кончился, и снова появилась дорожка, уходящая в глубь леса.

— Ты вот что, Володя, — он задумчиво посмотрел на мальчика, — не волнуйся раньше времени… Товарищей твоих, может, еще вызволят… Вот сейчас придем домой и потолкуем. А идти нам уже недалеко… Минут пять.

Они повернули направо, и перед ними открылась поляна. Посреди нее стояла изба, к которой примыкали небольшой огород и сад.

Герасим Григорьевич распахнул дверь, и Володя увидел высокую полную женщину с приятным круглым лицом и такими же круглыми, словно постоянно чему-то удивляющимися глазами.

— Батюшки! — воскликнула она. — Кого это ты привел, Герасим?

Володю удивил ее голос. Он был тоненький-тоненький, а имя своего мужа она произносила слегка нараспев: «Гера-асиим».

— На дороге нашел, — улыбнулся Герасим Григорьевич. — Бежал, вишь, из лесковского лагеря да чуть было в лесу не замерз. Спасибо, я на него наткнулся… Володей зовут…

— Бедненький! — всплеснула руками женщина. — А тощий-то какой! Голодный небось? Его же поскорее покормить надо… Ты раздевайся, Володя… У нас тепло…

Не успел мальчик опомниться, как она уже проворно расстегнула его телогрейку и тут же в ужасе отступила, увидев под ней голое посиневшее тело.

— Ах ты батюшки! — Она снова всплеснула руками. — Смотри, Герасим! На нем и рубашки-то нет! Да как же это он не замерз?.. Постой, я разыщу, во что бы его одеть…

— Успеется, — остановил ее Герасим Григорьевич, — поесть он и в телогрейке может… Ему бы теперь чего-нибудь горяченького, согреться…

— Так я вам борщу налью. — Хозяйка метнулась к печке. — Ведь ты тоже с утра ничего не ел… Вместе и пообедаете.

Володя сел за стол и с наслаждением проглотил несколько ложек, а потом незаметно для самого себя опорожнил большую миску горячего борща.

— Жорка-то где? — спросил объездчик жену.

— На охоту ушел еще с утра. Соскучился, говорит, без свежего мяса. А зачем он тебе?

— Послать его хочу к Алесю Антоновичу. Дело есть важное.

— Так он сбегает. Вот придет, поест и сбегает. Да, никак, это он идет… — Она взглянула в окно. — Ну, точно, он.

В сенях послышались быстрые шаги, дверь распахнулась, и на пороге появился высокий красивый парень. За плечами у него висела охотничья двустволка, а в руке он держал огромную черную птицу.

— Есть хочу, мать! — громогласно объявил он. — По-настоящему! Давай обед! А это кто? — уставился он на гостя.

— Из лесковского лагеря он, — отвечал Герасим Григорьевич, ласково глядя на Володю.

— Сбежал, значит! По-настоящему? Вот молодец! — Жорка сильно хлопнул Володю по плечу. — Ты его покормила, мать?

— Покормила, Жорочка…

— Еще дай!.. Я вижу, он еще хочет.

— Так ему нельзя много. Отец говорит — вредно…

— А ты меду ему дай… Меду можно… Правда, можно, отец?

— Меду, пожалуй, можно, — согласился Герасим Григорьевич.

Хозяйка вышла в сени и вернулась с полным стаканом меда. Стакан она поставила перед Володей, а сыну налила миску борща.

— Ты ешь, ешь! — Парень подмигнул мальчику. — Тебя зовут-то как?

— Володя…

— А меня Жора… Ешь мед, Володя! По-настоящему!

И, будто показывая, как это нужно есть по-настоящему, Жора накинулся на борщ и опустошил миску раньше, нежели Володя успел проглотить вторую ложку меда.

— Молока! — потребовал он у матери. — И ему тоже!

— Молоко холодное, Жорочка, а он и так замерз… Вечером подою, дам ему парного…

— Ладно!

Жора схватил крынку с молоком, поднес ее к губам и осушил, ни разу не переводя дыхания.

— Уф! — удовлетворенно вздохнул он.

Герасим Григорьевич спокойно наблюдал за ним.

— Наелся? — спросил он.

— Наелся!

— Тогда слушай меня. Надевай лыжи и ступай до Алеся Антоновича. Понял?

— А что сказать-то ему?..

— Скажешь, что у нас мальчик из лесковского лагеря… И он, значит, говорит, что эсэсовцы задумали перебить всех ребят.

— Неужто всех? — Жора удивленно взглянул на Володю.

— Ты его не пытай… Вишь, его совсем разморило… Ты меня слушай!.. Передай все это Алесю Антоновичу и попроси его прийти…

— Ладно, отец, сейчас пойду…

— Сначала принеси воды, — вмешалась хозяйка. — Пока печка горячая, надо воду подогреть и вымыть мальчишку.

— Устал он очень, — попробовал возразить Герасим Григорьевич.

— Потерпит немного, не грязным же ему ложиться.

Володя и в самом деле безумно устал. Привалившись к стене и закрыв глаза, он уже не слышал, как ушел Жора, пожелав ему отдохнуть и выспаться, как рылась по сундукам хозяйка, разыскивая старые Жорины вещи, из которых тот давно вырос, как спрашивал его о чем-то Герасим Григорьевич. Потом ему пришлось на несколько минут проснуться, чтобы залезть в корыто, где его беспощадно скребли и терли. А еще через полчаса, чистый и переодетый, он лежал на теплой печи и пытался сообразить, кто такой Алесь Антонович и чем он может помочь ребятам. С этой мыслью он заснул.