Луи Буссенар - Под Южным крестом

Если услуга, оказанная парижанином обезьяне, действительно тронула ее сердце, то можно надеяться, что дружеские отношения между ними будут продолжаться долго, и новый друг, которого Фрикэ прозвал «дедушкой», окажется со временем очень полезен.

Вывих вынудил Фрикэ сидеть на месте и в течение нескольких бесконечных дней и ночей дожидаться выздоровления. Разумеется, он сдался не скоро, а лишь тогда, когда окончательно убедился в невозможности продолжать путь. О себе он заботился мало, терзаясь беспокойными думами об ужасных опасностях, которым подвергались его друзья. Слышали ли они его призыв? Вовремя ли приготовились отразить коварное нападение? Не погибла ли их экспедиция в самую решительную минуту? Вот о чем только и думал парижанин, живя день за днем в густом, непроходимом лесу, куда его занесла судьба. Иногда на него находили минуты успокоения, когда он вспоминал об энергии своих друзей и ему представлялось, как европейцы и даяки победоносно переходить границу владений раджи, который трепещет на своем троне, колеблющемся под ударами всеобщей революции.

— Я появлюсь, когда уже все будет сделано, — говаривал он вслух, словно для того, чтобы не позабыть звуков человеческой речи. — Они будут смеяться надо мной, глядя, как я ковыляю подобно водовозной кляче. А чем я виноват? .. Уже скоро три недели, как я здесь мучаюсь, голодая и злясь… Э, все равно! Чего ждать? Хромота моя почти прошла. Пойду. Кто меня любит, пусть следует за мной. Правда, «дедушка»?

Последние слова относились к орангутангу, который лениво лежал на траве и грыз свой любимый плод. Обезьяна медленно потянулась, встала и присела возле молодого человека, устремив на него нежный, почти человеческий взгляд.

— Да, — продолжал Фрикэ ласковым голосом, — ты вправду наилучшее из животных. Хотя твой перелом еще не залечен, ты уже сам ходишь за провизией и отдаешь мне лучшую долю. Как жаль, что у тигра такой отвратительный характер, а то он был бы очень полезен нашему отряду. Ну, да я еще его приручу!

Фрикэ недаром провел в лесу так много времени: он успел приручить к себе обезьяну, а это вещь нешуточная. Подождав два дня, он убедился, что тропический ливень смыл его следы и друзья не могут его найти. Тогда он устроил себе, по возможности удобный лагерь в лесу, рассчитанный на длительное пребывание.

Благодаря его заботам, обезьяна скоро привыкла к нему. Видя, что человек делится с ней каждым куском, она, со свойственным всем обезьянам подражанием, стала платить ему тем же. Хотя ей было трудно ходить, она все-таки стала бродить понемногу вокруг лагеря и приносила своему товарищу съедобные почки, сочные плоды и вкусные ягоды. Чтобы не ложиться по ночам на сырую землю, Фрикэ устроил себе на нижних ветках нечто вроде висячей койки из пальмовых листьев. Обезьяна сейчас же все переняла у него, сделала себе точно такую же койку и стала спать рядом с ним.

Фрикэ ходил в лес, перемогая боль и опираясь на палку, обезьяна ходила за ним, неуклюже потрясая дубиной и стараясь подражать всем его движениям. Когда на пути встречалось дерево дуриан, «дедушка» ловко влезал на него и сбрасывал на землю плоды.

Несмотря на постоянный голод, молодой человек до сих пор не мог превозмочь отвращения к плоду этого дерева. Его превосходное, питательное содержимое обладает отвратительным запахом гнилого чеснока, к которому, впрочем, можно в конце концов привыкнуть. Плод дуриана представляет собой, так сказать, растительный парадокс. Яйцеобразной формы, величиною с голову, он усажен острыми крупными колючками и наполнен питательною мякотью сливочного цвета и самого аппетитного вида. Одним словом, все было бы хорошо, если бы не запах.

Вскрыть плод довольно трудно: кожа на нем очень твердая и, как сказано выше, усажена колючками. Разрезать его, держа в руках, небезопасно: можно очень сильно проколоть руку. Его нужно положить на землю и разрубить ножом. В ту же минуту чувствуется крепкий, острый, противный запах, который у человека слабонервного даже может вызвать рвоту. Но как только положишь в рот вонючую мякоть, отвратительный вкус пропадает, мякоть тает во рту, — одним словом, к этому блюду можно так же привыкнуть, как привыкают к гнилому сыру.