Виктор Сафронов - Алмазная цепь

И точно. Сперва, сыпануло под ноги каменными зернами, а потом вывалилось…

Глядя на железки, я застыл от неожиданности. Поднял. Взвесил на руке. На массивной цепи из желтого металла, висят разнообразные побрякушки. На манер рыцарского ордена, с разными геометрическими фигурами.

Знак судьбы — поощрение сверху. Наверное, это старинный орден «За борьбу, потуги и заслуги».

Делать нечего. Для интересу нацепил на себя. Вместо горностаевой мантии, на линялой майке, украшение смотрится очень даже колоритно.

Не подумайте, что я уж такой законченный пьяница, но повод выпить, по случаю награждения меня орденом из банки, очень даже появился.

Так я и выпил. Прости, господи.

Когда я побежал в «аптеку» — рядом стоящий гастроном, за новой партией бутылок и банок, меня захватили враги. Сорвали цепь с бляхой, забрали именные часы и деньги. Когда тащили по брусчатке, еще и основательно намяли бока.

Во, невезуха поперла. Так всегда бывает, то «шестеркой» вдаришь и загребешь весь банк, а то бывает, что все козырные масти на руках, а с акции протеста уходишь голым. Хоть волком вой, хоть голодовку объявляй.

Захватили они, значит меня и повели на лютый расстрел. Привели в сырой подвал, наставили в грудь безжалостные двустволки, но сразу не стреляют… Чего-то ждут…

Ждали они штампа. Самого обычного, моего любимого литературного штампа.

Вслушайтесь. Всмотритесь. Такое без слез читать невозможно: «Томительно заскрипела тяжелая дверь каземата… Пламя горящих факелов встрепенулось, но в затхлом воздухе быстро успокоилось…

Вошли главные палачи, в каракулевых шапках и бобровых воротниках.

На меня смотрят подозрительно. Пришлось растопить лед недоверия и поприветствовать их на английском языке.

Они тут же своих кровавых подручных выгнали. Зашумели, засуетились. Было видно, как им приятно слышать знакомые заграничные слова. Назвали меня «Мессиром» и «Великим Магистром». Стали прикладывать пухлые руки к мясистым грудям, кланяться.

Откуда взялась бездна здравого смысла и вслед за ним желание их не переубеждать, ума не приложу. «Вы, заблуждаетесь, господа! Я не тот, за кого вы меня приняли.» Как раз, таких-то слов и не было.

После почет и уважение… Угощение, соответствующее моему высокому положению. На ужин подавали свежую рыбу, про овощную солянку, из пол-литровой банки, не было даже напоминаний. А вот во рту от их угощения, все те же, мерзкие ощущения…

От пережитого послевкусия заслуженного почета, уважения и что приятно — почитания, пришлось проснуться.

Судя по всему вещий сон.

Радуясь, что из-за элементарной лени, не выкинул банку с орденом Великого Магистра, побежал тискать и щупать ржавчину…

Насорил еще больше, чем было… Но к моему удивлению и даже возмущению, ордена нигде не было. Ни в дореволюционной посудине, ни рядом с ней. Подумал, видно завалялся где-то, пощупал майку на груди. Потом, выворачивая суставы, на спине… И там его нет. Странно, он так приятно давил грудь и отрицательные эмоции.

Единственное объяснение, которое у меня родилось над горой старого и затхлого мусора — сперли, сволочи пока я спал. Воспользовались моментом и слямзили, прямо с груди увели погремушку.

Правильно, одних пьянство закаливает, а у других в моменты удовольствия, пропадают ценные и заслуженные ими предметы культа. Куда мы с такими, не красящими наше общество поступками движемся? А? Ума не приложу?

Очень я переживал по этому поводу. Но делать нечего. Оставаясь подполковником, без красивого ордена с мастерком и циркулем, смирился с очередным ударом судьбы…

Сюжет по-прежнему продолжает двигаться при помощи героических поступков и мощных характеров действующих лиц. Современный мир сквозь призму моей глупости, все больше расцвечивается и украшается самыми разнообразными красками и оттенками.

В бутылке у меня еще осталось пару капель в богатырскую жилу, они должны, просто обязаны будут снять горечь утраты по ордену и возродить былой интерес к жизни. Воспользуюсь…

Состояние сонное, летаргическое, наполненное отсутствием любых желаний. Прилипшая жирная прядь, реденьких волосиков и та указывала на состояние полного покоя и мертвящей атмосферы.

Продавленный диван, найденный в парадном, на котором перебывало не одно поколение питерского люда, даже когда я лежал на нем совершенно неподвижно, гордо скрипел, как бы давая понять, что у него все под контролем.