Виктор Сафронов - Алмазная цепь

Все сперва опешили, а потом рассмеялись, поняв по-своему, шутку старого диверсанта. Один Харатьян не смеялся, законспирированному сыну генерала было не до смеха, уж, очень сильно болел нос и прилегающее к нему пространство…

- Дедуля, мы к тебе не за митингом пришли, — успокоил его паренек в маске, у которого была прокушена кисть. — Можешь весь коммунистический хлам, оставить себе, на него никто не зариться. Тем более нам известно, кто и за какие деньги, возводил тебе и еще девяносто четырем доверенным лицам, подобный твоему, оборонительный укрепрайон… Поэтому…

Начавшийся веселый диспут и карнавальное шествие, прекратил Харатьян. Он, как гоголевский Вий, поднял себе веки и угрожающе навис над идеологом-диверсантом.

- Ну что, старая гадюка, — свистящим шепотом гундося произнес он. — Хотел я с тобой, как со своим сослуживцем поговорить, но расстроил ты и меня, и мои планы. Придется тебя, в твоем же стиле — о том, о сем порасспросить. Не обессудь, разговор будет долгим и невсегда приятным.

- Халявченко! — заорал он, голосом законченного невротика.

- Чё, шеф, — раздалось в ответ, явно расслабленное и ко всему безразличное.

- Посмотри в подполье, у этого сталинского пердуна должны быть свои казематы.

- А не заминировано?

- На себе проверишь и мне скажешь… — зло хмыкнув, равнодушно произнес товарищ начальник. — Не боись, Халявченко, если рванет, я услышу…

- И что ты, дядя Вова, молчишь, — Харатьян присел на корточки перед старичком, связанным по рукам и ногам. — Быстренько говори, сивый мерин, заминирована светелка или нет?

- Вовка, тезка, так это ты, что ли? — связанный казался удивленным сверхмеры. — То-то я смотрю, уж больно бандит похож на моего крестника, сынка дружка моего закадычного…

- Давай, колись, дядя Вова, тебе спокойнее и мне, грех на душу брать не придется. Как не крути, а мы с тобой, типа, сродственники. — он зевнул, но от боли скривился. — Да и поздно уже… Глянь за окно, ночь всюду, спать пора.

- Ты о чем это, сынок, — ласково спросил лежащий, но спросил, как-то не очень правильно. Так прошелестел, что Харатьян, вроде и не пацан зеленый, в испуге попятился. Однако быстро пришел в себе.

- Да все о том, — он нагнулся к уху. — О поясе привезенном и переданным тебе курьером…

- Так ты за бриллиантами, за камнями — оцененными в сорок миллионов долларов, — в надежде, что все находящиеся в пределах ста метров его услышат, почти закричал немощный и вредный старичок. — Так это, ты… Пришел… Явился, убивать и грабить старого, больного человека из-за этих стекляшек…

- Ну, да… — Харатьян подозрительно посмотрел на старика, после на того же Халявченко, стоящего рядом в ненадежной равнодушной позе и внимательно слушающего беседу двух религиозных родственников. — Как-то, старик, слишком быстро ты, согласился помогать органам и признался в содеянном…

- Быстрее, посмотри мне на правую руку, — вдруг закричал связанный, он почти рыдал от нетерпения. — Быстрее, а то можно не успеть…

Рука была отведена за спину и там примотана липкой лентой к телу.

Чтобы не пропустить, имеющих значение важных подробностей, Харатьян приказал направить на правую руку старика, свет всех имеющихся фонариков. Когда лучи сошлись в одну точку, за спиной мощно качнулся воздух, которому он не придал этому значения.

Харатьян, чтобы видеть еще лучше и отчетливей, нагнулся… Подсветил своим фонариком отведенную руку немощного старика… И увидел фигу.

За спиной «Старшого», раздалось неприятное солдатское ржание его подчиненных…

- Вот это, ты, вместе с твоим батей, а моим дружком и собутыльником, Стыриным, получишь от меня, заместо драгоценных камней, — гордо и безапелляционно заявил несгибаемый большевик, с картины Бор. Иогансона «Допрос коммунистов». — Если плохо рассмотрел, можешь уточнить детали, я подожду. — Продолжал глумиться над крестным сыном, крестный отец.

Харатьян поморщился. Болело разбитое лицо, а здесь еще дуля и этот раздражающий смех подчиненных. Чужие шутки, носящие характер сатиры и издевательства над руководящими кадрами, до адресата находящегося в плачевном состоянии, доходили тяжело и не тем путем.

Харатьян пожал плечами и пробормотал: «Пути господни неисповедимы, зато мудрость начальства беспредельна». Затем взял липкую ленту и основательно заклеил «крестному отцу» рот. Проверил качество проделанной работы и остался им доволен.

Глянул на часы. Н-да… Время поджимало, а цель посещения юннатами-тимуровцами старого человека, все еще достигнута не была…