Виктор Сафронов - Алмазная цепь

Старшой попытался встать, но задница оказалось тяжелее головы и никак не хотела выпускать его из-за стола.

- Так мы, что? Пить будем или только продукты изводить? — как можно более заплетающимся языком, спросил я. — Давай, тогда перед сном, шарахнем еще по стакану и на боковую? А?

Когда пьяному, считающему, что он умнее собутыльника говоришь одно, он обязательно сделает наоборот. Я стараюсь вывести его на противоположное действие. Но пока бестолку.

Он наливает… Больше выплескивает на стол, чем в стаканы.

Опять мы с ним выпили по стакану вкуснопахнущей жидкости. Нутро, каждый свое, прожгли основательно.

После чего, мне пришлось валиться на бок и под собственный храп, слушать о себе разные мнения.

Приводить и повторять услышанное не буду. Гадости и непотребства, хотя Старшой и защитил меня от нападок того, кого называл Халявченко.

- Слабачок, а шеф? — простуженным голосом заявил он. — Хлипкий фраерок оказался… Слушай! Может это… Не он тогда, увел бабу и стреножил наших дурней?

- Сам ты, фраерок, — полностью трезвым голосом ответил ему Старшой. — Он не жрал давно, а на тощий желудок, этот «адский лесоповал» кого хочешь угробит. Итак… Со мной наравне, три стакана сумел одолеть. Если бы не сидящий во мне антидот, я бы сейчас спал рядом с ним.

- Так давай вкатим ему сыворотку, — опять что-то гадкое предложил Халявченко. — Пусть скажет, что ты от него добиваешься и сдадим его местным ментам… Им, радость и почет — нам, проблема с плеч и уважение.

- Все-таки, Халявченко, неприятный ты тип, — это наш с тобой коллега, почти сослуживец, а ты так к нему относишься, — благородно произнес Старшой. После добавил — Пьяного сыворотка не берёт.

Мне его резоны понравились.

Наконец-то я понял, что никто меня сонного в капусту крошить не будет. С чувством исполненного долга, поевшего и подгулявшего за линией фронта разведчика «уснул» прямо за столом.

Приятных мне сновидений.

Спустили меня в какой-то подвал… Там же находился и старичок Курдупель.

Поговорил с дедулей по душам. Выяснил причину, такого к себе ласкового отношения и попробовал спать. Получилось отменно.

И снился мне сон. Что будто бы новый правитель, устав бороться с ядовитыми ростками демократии, повсеместно по всей стране, ввел сухой закон. И будто я, сидя на подоконники своего храма, прочитал это в газете.

Опечалился, загрустил я от таких известий. Но вовремя взял себя в руки… А потом, взял за руку сына, Аллу с Ксюшей и пристроил в хвост импровизированной колонны. Нацепил на грудь найденную бляху с мастерком и циркулем, и пошел таким макаром, в магазин за спиртным продуктом.

Чинно-благородно подошли, очередь растянулась на две трамвайные остановки…

Народ, увидев меня с бляхой, в окружении свиты и почетного эскорта, расступается…

Я без очереди подхожу к прилавку. Веду себя с достоинством и без спешки. Хлопнув о прилавок стопкой кредиток, говорю продавщице (ну, вылитый Курдупель, только в кумачовой косынке и вязаном фартуке): «Пять бутылок первака».

Продавщица (ну, вылитый Курдупель) довольно фамильярно отвечает в мой адрес: «В одни руки, только два предмета — зубную щетку и крем для обуви… — и щурясь на яркий свет, снизу небрежно добавляет. — Проходите мужчина… Не создавайте криминогенной обстановке в районе моего стратегического базирования…»

На такое неуважительное к себе отношение, я начинаю трясти бляхой и брызгать на продавщицу слюной. Во весь голос требую уважения к личности, намекаю на кой-какие связи, свой статус и заслуги перед отечеством.

В ответ слышу твердое и неизменное: " Продам только два предмета — зубную щетку и крем для обуви.»

Схватил я продавщицу за грудки… Сын плачет, Алла раздосадована, что в ее присутствии, я позволяю себе, хватать посторонних женщин за грудь… Она же тянет меня из магазина прочь…

Я начинаю отбиваться уже от всех, но продолжаю спорить.

Вместо словесных аргументов, продавщица, схватив старорежимные деревянные счеты, лупит ими мне точно по башке… Я — обливаясь кровью, падаю на грязный пол, но не сдаюсь и требую своего: «Пять бутылок первака!»

Стоящая насмерть глухая очередь, начинает поддерживать мою линию. Люди, все активнее просят торговлю, продать мне еще и рулон туалетной бумаги. Для более активной поддержки, мне бьют в область спины, потом ниже и, в конце концов, срывают бляху…

Тумаков становится все больше. Я, вынуждено отпускаю руку сына… Алла с дочкой теряется сама… Меня за волосья оттаскивают от прилавка и денег за товар не возвращают…