Дэвид Боукер - Как стать плохим

– А куда мы это денем?

– Да все туда же. В ту могилу.

– А вдруг кто-то заметил, что она разрыта? Вдруг Дэнни не закидал ее землей?

– Тогда нам крышка.

Когда окончательно стемнело, я взял фонарик и пошел в соседний дом – проверить, не оставил ли Дэнни там улик. Черный ход был открыт, так что я вошел. Шаги глухо разносились по пустым помещениям. В одной из комнат обнаружился заскорузлый спальный мешок. Под подушкой лежал старый снимок. Семнадцатилетняя Каро сидела в поле и улыбалась прямо в объектив. Во рту она держала соломинку. На обратной стороне кто-то вывел чернилами: «Свободна и влюблена».

Вот и все. Пустой дом – мрачный и покинутый. Зато дом по соседству сиял огнями, а на стенах багровели пятна крови.

На кухню сквозь стенку пробивалось радио – Рики Крегг слушал новости. Старик был полностью погружен в себя, его радостное безразличие по отношению к окружающему миру просто поражало. Интересно, он хоть изредка чувствует себя одиноким?… Я закрыл дверь и вернулся домой.

Каро на полную катушку врубила музыку. Я поднялся в ванную, достал из-за пояса пистолет, присел на унитаз и попытался обдумать создавшееся положение. Вот к чему я пришел. Большая часть бед случалась из-за Каро. Иногда, правда, виноват был Господь Бог. Я же ни в чем не виноват. Чист, как младенец. Если честно, я собой просто восхищался.

Так что я переживаю?

Я вышел из ванной и стал спускаться по лестнице, как вдруг осознал, что в коридоре стоит посторонний человек. Меня словно холодной водой окатили – я узнал Джазиста. Выходит, Плохой Иисус нас все-таки отыскал. Я почему-то не сомневался, что на нас его вывели Бромли с Флеттом.

В руках Джазист сжимал ружье. Я беспомощно оглянулся: в ванной на корзине с грязным бельем остался пистолет. Не стоит ли вернуться за ним?

Джазист избавил меня от размышлений, вскинув ружье.

– Вниз! – словно непослушной собаке, велел он мне.

Каро с Иисусом сидели на кухне за столом. В глазах у Каро застыли слезы, а на щеке алело пятно. Иисус держал ее за руку; это был жест собственника-садиста, а не нежного любовника. На полу валялись осколки стекла. Джазист выбил окно – так они и вошли. Рядом громко чавкал жвачкой ухмыляющийся Рак – наверное, подсчитывал в уме наши денежки.

Иисус не улыбался. Лицо у него было холодное и застывшее; с таким изгоняют торговцев из храма.

– Ублюдок, ты убил моего брата, – бесстрастно сказал он.

– Нет, – возразил я. – Мне твой брат нравился. Я бы его и пальцем не тронул. Но я знаю, кто подложил бомбу.

Я хотел сесть. Джазист выдернул из-под меня стул, и я грохнулся на пол. Рак счел, что это великолепная шутка. Я поднял стул и все же сел.

– Ну и? – снова заговорил Плохой Иисус. – Что ты скажешь, прежде чем мы тебя кишками наружу вывернем?

– Помнишь те письма? Объявился парень, который их писал.

– Знаю я этого парня, – хмыкнул Иисус. – Волосы зеленые, длинный нос, а на голове – шутовской колпак.

– Нет, честно! – настаивал я. – Он в комнате наверху.

– Правда? – спросил Иисус у Джазиста.

– Мне почем знать?

– Иди проверь.

Джазист колебался. Отказаться у него не хватало смелости. В итоге он решил повиноваться.

Через минуту он позвал Иисуса:

– Босс! Идите сюда! Это надо видеть!

– Пригляди за ними, – велел Иисус Раку и поднялся к Джазисту.

Вниз они слетели кубарем. Джазист выглядел ошарашенным, Иисус чуть не вытаращил глаза.

– А теперь расскажи все сначала, – попросил он.

Я поведал про Дэнни. Пришлось сказать и про миссис Матер.

– Ничего себе! – перебил меня Иисус. – Ты еще кого-то убил?

Каро хотела признаться, начала что-то говорить, но Иисус рявкнул на нее, как бешеный пес:

– Говорить будешь, когда спросят, сучка!

Он снова повернулся ко мне.

– Первая дверь направо. – Я указал на коридор.

На этот раз смотреть они пошли все вместе. Рака стошнило, как только он почуял запах. Иисус вернулся на кухню и стукнул кулаком по столу. Рак с Джазистом взирали на меня с некоторым уважением. Лицо Иисуса потемнело, на лбу пульсировала вена.

– Похоже, вы правы, босс, – присвистнул Рак. – Этот парень и впрямь хладнокровный убийца.

Иисуса сообщение, похоже, не обрадовало.

– Давай-ка разберемся, – предложил он. – Тот тип писал тебе чертовы письма, потому что ревновал. А наша гребаная Лиззи Борден [iii]все еще его жена?

– Вот именно, – подтвердил я.

– Значит, когда я решил оставить ее в покое из уважения к вашему браку, она не была за тобой замужем?