Александр Бруссуев - Полярник

Мы кое-как отъехали и начали разворачиваться, тут и таможня подоспела. Вряд ли они желали порадоваться нашему успеху. Просто не сумели, видать, вовремя собраться и дружно нагрянуть. Тем не менее, один из главарей связался по рации с капитаном и порекомендовал подойти к причалу для досмотра.

Мастер, как обычно, жутко расстроился, то есть попросту испугался. Но тут подал голос лоцман, которому, наверно, надоело дергаться туда-сюда. Он предположил, что после отхода таможня не имеет права возвращать судно к причалу, тем более в таких сложных погодных условиях.

— Пусть садятся на свой катер и приезжают на рейд. Хоть развлекутся, — добавил он.

Прав лоцман был, или нет, но капитан послушался. Таможенники тоже не стали настаивать, развернули свою передвижную лабораторию — и были таковы. Ни «пожалуйста», ни «до свиданья».

Капитан, одержимый, как манией величия, идеей возрождения судна до одному ему известных величин, естественно — чужими руками, но по его бредовым рекомендациям; старпом, мнящий себя на капитанском мостике, оттого и безжалостно давимый ленью в отношении своих прямых обязанностей; высокомерные исландские представители компании-фрахтователя, катающиеся на борту и сующие свои носы во все судовые дела; второй механик Андрюха, образец для подражания другим сэкондам; толпа урок, увлекающихся песнопениями и мелкими пакостями, приводящими к тяжелым последствиям — все это останется позади, дай только время. Все это будет вспоминаться дома, как забавный эпизод, длиной в треть года. Никто не сможет оценить тоски, никто не поверит страхам, преподнесенным в веселой и непринужденной манере рассказчиком. Никто никогда не сможет повторить пройденный мною путь. Да и слава богу! Каждый идет своей дорогой к ведомой, или неведомой цели своей жизни. Лишь бы путь этот был длинным, почти бесконечным.

Иногда хочется забыть некоторые вещи, даже воспоминания о которых могут навеять уныние и тоску. Вспомнить один раз, вновь переживая те события, испугаться и облегченно вздохнуть, оглянувшись кругом: слава богу, все уже позади! А потом забыть, не все напрочь, но самое ужасное. Отдавая дань впоследствии лишь только романтике, и ничему боле. Это возможно даже для меня, потому что вряд ли когда-нибудь буду перечитывать свои кошмары. К тому же хочется надеяться, что эта книга — последняя моя книга о море, по крайней мере, на ближайшие пару лет.

Северная Атлантика — достаточно грозная стихия в любое время года. Зимой ее характер не улучшается. Запихать бы Макаревича между Гренландией и Исландией в ноябре, посмотрел бы, как спел бы он «в сущности — буря пустяк»!

На заре своей карьеры любое волнение на море меня угнетало до тошноты. Выворачивался наизнанку и клял себя сквозь спазмы, зачем же я здесь оказался? Таблетки от морской болезни были еще не в ходу, поэтому терпел, как мог: валялся на палубе в любых удобных местах, отказывался от еды. Но тогда шторма были какими-то милосердными — пару дней от силы потреплют судно — и хорош. А, может быть, капитаны ставали на горло своим благоприобретенным комплексам синдбадов — мореходов и предпочитали отсидеться где-нибудь за островом, нежели бодаться с волнами?

Теперь все изменилось чудесным образом. Я почему-то притерпелся к качке и потерял привычку выворачиваться наизнанку. Капитаны, облеченные доверием сомнительных фрахтователей и безразличными ко всему судовладельцами, играют в укротителей стихии без всяких сомнений. В назидание море топит их суда, но уроки не усваиваются. Пароходы булькают на дно вместе с содержимым и удивленной командой. С каждым годом все чаще и чаще.

Приезд к нам нового капитана был встречен овациями со стороны племени урок. Впрочем, так ведут себя они всегда, надеясь на то, что это им когда-нибудь зачтется. Мне оставалось еще три месяца, поэтому радости я не испытал. Старый, как ветеран первой мировой войны, улыбающийся всем, голландец доверия у меня не вызывал.

— Все, Андрюха! — сказал я подвернувшемуся второму механику. — Теперь вся рыба наша!

— А разве бывает как-то по-другому? — вздохнул он в ответ.

Я только пожал плечами — может быть, где-то и у кого-то, но не здесь и не сейчас.

А капитан Мербек со счастливой улыбкой, выставляющей на всеобщее обозрение успешную работу новозеландских дантистов, возбужденно вращал глазами цвета весеннего неба по сторонам и кричал:

— Я счастлив, друзья мои, я счастлив! Я опять в море!