Виктор Сафронов - Пророки богов или Импотенты

Слушатели, не понимая предмета разговора, старались не перебивать и плотно закусывать.

Высший разум на сборы и передачу текущих дел дал своему наместнику неделю срока.

Неделя быстро пролетает. Все честь по чести, в этот же день, Жиноскул организовал отходную и на склоне Олимпа накрыл богатый стол. Собрались верные соратники и свидетели трудовых свершений.

Зевс со своими зевсятами появился. Расфуфыренные представители венериного рода-племени. Бахус, вакханки — его спутницы, сатиры, белокурые нимфы, много собралось божественного и приближенного к ним.

— Вот скажи, громовержец, за что он меня так, — приставал нанектариный Жиноскул к главному олимпийцу. — Значит, таскать дерьмо и другие удобрения, садить сады и виноградники — это Жиноскул, а жить в созданном райском саду — это обезьяны бесхвостые? (Происходить от обезьяны, это было признано позже, очень даже выгодно! Оказывается, ты совершенно не виноват, когда тебе хочется выпить водки, играть в казино, воровать и драться напропалую.)

И не дожидаясь ответа, переходил к другому собеседнику. При этом икал, спускал газы, тыкал чумазым пальцем собеседнику в грудь, неприятно обдавая его прокисшим запахом ацетона.

С Нептуном разговаривал на другие темы и все пытался дыхнуть ему табачищем в нос. Тот пытался уворачиваться: хмурил брови, трубил в сантехнические раковины, трезубцем тряс, но впечатления грозной силы, владыка морской стихии, как не старался, а достигнуть не смог, на воздухе у него это плохо получалось. Поэтому, когда гадкий хозяин застолья опять начал скулить о злой доле, Нептун достаточно туманно, но твёрдо заявил:

— Не играй мне мандолину, — он обернулся, чтобы насладиться эффектом от сказанного, но Жиноскула уже рядом не было.

Обнявшись с плохо соображающим Бахусом, где он, Жиноскул опять в противной манере заныл воспоминания, это ж сколько он претерпел, сколько вынес от Высшего разума.

— Ты понимаешь, Антро… Афра… Афродита, — говорил он, уставившись на испитое лицо собутыльника, — мне плохо… причём… ик… что характерно, сам же видит, что я страдаю, а работой неволит… последние соки выжимает… А ещё, но это между нами… От женского жопа… Нет? Да! От женского пола меня отвадил… На статуях, там да, там я — эдакий половой гигант, с ярко выраженными придатками… А в жизни? Нетути там ничего, сопли одни жидкие, подогретые на Везувии.

Обратив внимание, что собеседник после его откровений уснул, долго непонимающе смотрел по сторонам и неожиданно, в первую очередь для себя, исполнил в свою честь гимн. После, упав на грудь сатира, возопил, аки погибающий от жажды в пустыне: «За что, мне такая несправедливость?» — и заснул с неприятным выражением на лице и распахнутой до шеи туникой.

Спал то он не долго. После пробуждения злой и еще более неприятно пахнущий… Лихорадочно стал копаться в своих записях.

— Он требовал… Чтобы все было с добром и счастьем… От же ж, сволочь… А сам, что вытворяет? Тогда ладно… Ладно… Значит, оставить всем счастье? Оставим… Всем радости? Хорошо… Накормим.

Он говорил, бубнил себе под нос…

— Демократии захотели? Будет вам демократия, слезами умоетесь, приведя к власти очередного упыря…

Он черкал, менял местами, опять черкал, рвал написанное, бросал себе под ноги. После лихорадочно начинал складывать обрывки и, читая составленную мозаику-пазл, начинал горько хохотать и радостно плакать.

— Мечтали одну регалию? То есть, как он тогда сказал — религию… Планировали для всех одну хохму иметь и молиться одному Арлену, ему, в ножки его разумные кланяться… Ага, щас. Будет вам не одна, будет вам множество химер, ради споров из-за их применения, на земле будет рождаться не истина, а горы трупов. Ужо, ты мне получишь!

Он опять начинал яростно черкать, вздыбливая витки папирусов и разрывая полотна пергамента, при этом ругался плохими словами и пальцами делал неприличные фигуры-скульптуры.

— И пусть, и правильно… Чтобы путь к разуму был не простым, украсим дорогу из горя и трупов… Подпустим еще и других страхов. — Брызгая слюной, он наливался агрессией.

— Сатир, вина и нектара.

— Слушаюсь, вашбродь…

Почему такой слабый? — кривился Жиноскул, выкушав литровую рюмку. — Где мощность напитка? Где оборотная сторона энтой медали?

— Не могу знать, вашбродь…

— Оставь, ты это чинопочитание, — махал рукой Жиноскул. — Садись лучше, вислоухий, выпьем за мелиорацию Сахары, за осушение этих лесов и болот…