Юрий Шамшурин - В тайге стреляют

Назарка растерянно огляделся: что же делать? В юрту, кажется, никакая сила не заставит войти. Даже вообразить себе жутко, что ожидает его там. И наказ дяди Гоши не выполнить нельзя. Камелек должен гореть. Продрогшие на посту красноармейцы уверены, что придут в тепло. Назарка зябко передернул плечами, с тоской посмотрел по сторонам. Ни одного человека. Уши начало больно пощипывать. Назарка потер их, машинально поднял воротник шинели. Захотелось плакать. Разве кликнуть кого-нибудь на помощь? Но ведь дядя Гоша предупредил: не кричать, не шуметь — ничем не выдавать себя. Стоять становилось невмоготу.

«Пойду! — с храбростью обреченного решил Назарка. — Дядя Гоша сердиться будет, перед строем поставит».

Затравленно озираясь и ежеминутно вздрагивая, он насобирал пучок сена, приготовил спички, с отчаянной решимостью, сцепив зубы, пошагал к юрте. Сразу за порогом поджег сухую траву и, щитом выставив перед собой ярко вспыхнувший факел, не смея глянуть в сторону, направился прямо к очагу. Первое, что увидел Назарка, — свою потертую заячью шапку. Чуть покачиваясь, она висела на крюке, на который хозяйки подвешивают котлы и чайники. Красным цветом выделялась пятиконечная звезда. Вот тебе и абаассы! Назарка отшвырнул прогоревшую траву и захлебисто захохотал, взвизгивая и размахивая руками.

Через минуту в камельке ярилось и гудело рыжее пламя. Оставляя после себя изогнутые дымные стежки, от горящих поленьев отлетали светлячки-искры. Иней, унизавший стены и потолок, бесследно исчезал, уползая в углы. На полу обозначился полукруг подтаявшей земли. Темная, подернутая паром полоса все дальше отступала от очага.

Назарка снял шинель. Вспомнив только что пережитое, не смог удержаться и снова рассмеялся. Он и досадовал на себя и в то же время был рад, что все так просто объяснилось.

— Вишь, какая у него благодать! — осипшим голосом произнес вошедший дядя Гоша.

О порог застучали подмерзшие валенки. Свободные от дежурства красноармейцы быстренько разделись. Назарка посмотрел на озаренные прыгающим пламенем лица бойцов и опять засмеялся.

— Кто тебя так развеселил, приятель? — лениво полюбопытствовал Тепляков, прилегший на орон с зажатой в зубах самокруткой.

— Э, черт пугал! Шапку мою хотел забрать.

— Черт? — озадаченно протянул командир отделения и даже сел. — Ну-ка, поведай, что у тебя тут без нас приключилось?

Словно заправский артист, Назарка начал представлять, как он в темноте выискивал сухие поленья, стругал растопку, собирал с пола стружки. В этот момент он и подцепил треухом крючок. Когда он передавал, какая его охватила жуть, лицо выражало такой неподдельный испуг, что красноармейцы расхохотались.

— Стал на улице — не знаю, где моя рука, где голова, — возбужденно продолжал Назарка, усиленно жестикулируя. — Камелек топить надо — ноги обратно не идут. Кричать — глотка чужая стала, и ты, дядя Гоша, не велел. Прямо беда! Долго стоял. Маленько не страшно стало. Думаю: «Белый, поди, хуже черта!» Сено зажег, юрту барда [41] Пошел. ... Какой абаассы! — смешно просто!

— Молодчина, Назарка! — добродушно посмеиваясь, похвалил Тепляков и привлек паренька к себе. — Сумел перебороть страх! В жизни сгодится. Не каждый способен владеть собой... Когда я впервые в шахту попал, тоже чуть было языка не лишился...

— А что такое шахта? — поинтересовался Назарка.

— Как бы тебе попроще объяснить, — замялся Тепляков, попыхивая самокруткой. — Видишь ли, малый, люди — шахтерами их называют—копают специальные колодцы — ямы, глубокие-глубокие. Потом под землей прокладывают длинные норы — ходы. А чтобы порода не придавила, ее подпирают деревянными столбиками — крепят. Там, в лаве, и добывают уголь...

Уголь? Назарка не удержался и прыснул. Какой дурак туда его запрятал? Вон в камельке угля полно. Зачем же в нижний мир за ним лазить, жизнью рисковать?.. Уж не подшутил ли дяди Гоша над Назаркой, чтобы позабавить красноармейцев?

— В шахтах другой уголь добывают — каменный, — терпеливо объяснял Тепляков, по выражению лица паренька догадавшись, что у того появилось чувство недоверия и обиды.

Разговор разговором, а обязанности свои не забывай. И Назарка ежеминутно шуровал в очаге. В юрте было тепло. Примостившись на оронах, бойцы дремали. Дядя Гоша пересел на низенький чурбанчик и щурился от яркого огня. Голова его, озаренная красным, казалась отлитой из меди. Назарка набросал в камелек очередную порцию топлива и пристроился возле Теплякова. Сколько же еще ему неизвестно, неведомо! И как представить себе, нарисовать в воображении то, о чем не имеешь никакого понятия? А знать хочется.