«Это — хотой [39] Орел.
!» — подумал он и невольно отступил от Ларкина. Тот перехватил недоуменный Назаркин взгляд, звонко шлепнул себя по груди и пояснил:
— По классовой несознательности царского зверя разрешил наколоть! В моряках тогда служил, на славном Балтийском флоте. А моряк без татуировки — салага!.. Теперь ничем не отскоблишь, хоть шкуру снимай!
Затем Тепляков повел Назарку в следующее помещение, откуда тянуло приятным теплом и застоявшейся прелью. Едва он приоткрыл дверь, его обдало горячим и влажным воздухом. Назарка отпрянул было назад, но отделенный предусмотрительно крепко ухватил его за руку — не вырвешься! Смутно различимые за паром, привидениями мелькали нагие бойцы. Шуму и гаму здесь было еще больше, чем в предбаннике. Кто-то невидимый взвизгивал и ухал, будто филин. Другой хохотал, словно ему щекотали пятки. В углу негромко пели.
Тепляков усадил Назарку на скользкую скамью и поставил шайку с горячей водой.
— Мойся! — коротко приказал он.
Дядя Гоша взял темный, неприятно пахнущий кусок и начал ожесточенно натирать им волосы. Потом не менее яростно принялся скрести голову ногтями. И удивительное дело — волосы его тотчас скрыла белая пелена, совсем как кёрчах — взбитые сливки. Назарку взяло любопытство, уж очень аппетитный у них вид, и он попробовал пену на вкус. Сморщившись, выплюнул. Она была горькая-прегорькая, хуже тальниковой коры. И вдруг что-то едкое попало в глаза. Назарка начал отчаянно тереть их кулаками. Однако боль быстро усилилась до того, что парень не вытерпел и завыл истошным голосом.
«Зачем это людям надо? — сердито подумал Назарка, когда дядя Гоша сполоснул ему лицо холодной водой из ушата. — А может, и надо... Без пользы кто бы стал себя мучить?»
На ступенчатом возвышении, которое называли «полок», Назарка чуть не задохнулся. А когда еще поддали пару, он подумал, что умирает: в голове мутилось, грудь сжимало. Никакие увещевания дяди Гоши не помогли. Назарка перелез на пол, поближе к заледенелому окну, от которого наносило прохладой. Лишь здесь он почувствовал некоторое облегчение.
Потом Тепляков, румянотелый, довольный, разложил Назарку на скамье и так натер его вихоткой, что кожа стала яркая, словно переспелая хаптагас [40] Красная смородина.
. Кричать Назарка уже не смел — стыдно. Поэтому он лишь сопел да кряхтел.
— С часа рождения твоего родители, похоже, не купали! — добродушно приговаривал Тепляков, смывая с Назаркиных боков застарелую грязь. — Ишь, сколько накопилось. Залежи!
— Летом в озере иногда плавали, — сказал Назарка.
После бани у Назарки появилось ощущение, будто с него сняли тяжелый, намозоливший плечи груз. В теле была не испытанная доселе, будоражащая легкость. Хотелось прыгать, скакать, кувыркаться. И дышалось удивительно свободно, всей грудью, которая как бы увеличилась в объеме.
— Кулун тутар... март... бюттэ... кончал! — с улыбкой произнес Назарка и до отказа развел руки в стороны.
Тепляков задумчиво посмотрел вокруг, потер ладонь о ладонь и сказал:
— Верно, Назарка. И здесь весна заняла исходные позиции. Теперь вперед, только вперед — ломать рога быку-зиме! Значит, и нам повольготнее станет. А то в морозы дюже трудно!
Действительно, на южной стороне домов, заборов, амбаров проступили первые черные отметины — подтаяло под лучами солнца. Над такими местами в часы пригрева едва заметно курился пар и бесследно исчезал, уносимый невидимым воздушным потоком. Снег, набившийся за зиму в пазы стен, в щели заплотов, словно защищаясь от тепла, обволакивался узорным кружевом инея. Чуя приближение лучших времен, ожило воробьиное племя. Пичужки громко, задиристо чирикали, задрав хвосты, носились друг за другом. А под застрехами, где особенно припекало, они рассаживались рядком, взъерошив перышки, вбирали в себя тепло, пока еще скудно посылаемое солнцем.
За этот месяц Назарка узнал больше, чем за всю свою недолгую жизнь, наполненную сплошными невзгодами. Оказывается, Земля столь огромна, что даже невозможно себе представить. Назарка и сам знал, что она велика. От их наслега до города и то вон сколько, а до конца тайги? Попробуй измерь! Но то, что Земля круглая, просто не укладывалось в голове... Далеко-далеко от Якутского края, так далеко, что, пожалуй, за зиму и лето туда не добраться, есть знаменитый город. Люди называют его Москва. Дядя Гоша рассказывал, будто в том городе, куда ни кинь взгляд, — дома, дома и дома. Многие из них даже составлены друг на друга.
Читать дальше