Юрий Шамшурин - В тайге стреляют

— А там весело? — поинтересовался Назарка.

— Где? — не понял сидевший рядом Коломейцев.

— В школе.

— На перемене порезвиться, пошалить разрешают. А на уроке вести себя положено тихо, чинно и учителя слушать внимательно. Наука — штука солидная. Она легкости не приемлет.

Школа Назарке представлялась чем-то вроде церкви, что возвышалась в центре города. Заходили они как-то с Коломейцевым. Тишина, полумрак — жутковато даже. Вверху огоньки в подвесках. Со стены строго глядел бородатый мужчина, рядом женщина с младенцем на руках. И такая скорбь была в ее глазах, что у Назарки побежали по спине мурашки. Поп гнусил что-то. Голос его навевал тоску. Несколько старух усердно стукались лбами об пол.

— Не больно им? — шепотом полюбопытствовал Назарка.

— Религия это! — мрачно пояснил Коломейцев, когда они вышли на улицу,

— К нам в наслег поп тоже приезжал. Пел маленько, дымом махал, водой брызгал. Потом уехал.

— Во, во! Это самое! Мракобесы-попы народ охмуряют, обманывают значит. А в школе, дружище, совсем другое. Там грамоте учат. Там парты стоят, на стене черная доска и картинки разные. Учитель говорит — ученики слушают.

— Про что учитель говорит? — не унимался Назарка.

— Про разное, про все!

— Всего много! — резонно заметил Назарка.

— Как бы тебе попроще растолковать! — Коломейцев помолчал, свертывая папиросу, чистосердечно признался:— Я, брат, сам грамоте не шибко, — и для убедительности покрутил чадившей самокруткой у виска. — Я классы не посещал. У пономаря по псалтырю... К примеру, учитель про небо объясняет, про солнце, про землю. Алгебра — наука есть. Ее зубрят. Заумная штуковина!

— А-а! — понимающе протянул Назарка и представил алгебру чем-то похожим на многоцветное полярное сияние, необъятно полыхающее под звездами. Когда глядишь на пляску юкагирских огней [54] Северное сияние. , на душе появляется смутное, неизъяснимое беспокойство и стремление куда-нибудь спрятаться.

— Пора тебе, Назарка, браться за карандаш! — сказал как-то дядя Гоша. — По-русски малость ты начал балакать, дальше — легче пойдет.

Он побывал у заведующего закрытой временно школы, взял у него старый, истрепанный букварь. Страницы его были засалены, закапаны чернилами.

— К сожалению, лучшего предложить не могу! — горько улыбнувшись, развел руками заведующий. — И таких не хватает. Один учебник на пятерых.

Кроме этого, Тепляков раздобыл почти чистую конторскую книгу. После обеда он усадил Назарку за стол; надсадно дыша и помогая себе языком, старательно вывел несколько значков.

— Будь внимателен и прилежен, Назар! — потребовал он. — Я написал буквы. Это вот «а»... Это «бэ»... «вэ»... Посмотри, как они нарисованы в букваре. Похожи на мои?.. Теперь рисуй сам.

Назарка хмыкнул — подумаешь, сложность выводить какие-то кривулины! Но палочка, рисующая черные линии — карандаш, оказалась необычайно своенравной и капризной. Она ловко вывертывалась из огрубелых, непослушных пальцев. Назарка даже вспотел.

— Вот так. Смелее!.. Не увлекайся!.. Аккуратнее! — подбадривал и предостерегал его дядя Гоша.

Но тут старшина Кеша-Кешич крикнул, будто ухнул в пустую бочку:

— Выходи строиться!.. Быстро!

Белобандиты собрали, видимо, у города свои основные силы и перешли к решительным действиям. С третьего налета они попытались прорвать оборонительные сооружения красных. Рассыпавшись в цепи, повстанцы двинулись на приступ уверенно и нагло. Похоже, они были убеждены, что в городе, в тылу у осажденных, вот-вот начнется стрельба, разрывы гранат, вспыхнут пожары. А потом поднимется паника, переполох, красные растеряются и не смогут оказать сопротивление.

Красноармейцы открыли по наступающим дружный огонь. Словно стремясь обогнать друг друга, застрочили пулеметы. Но главное — в городе было абсолютно спокойно. Улицы оставались пустынными. Ни пожаров, ни прочих признаков деятельности заговорщиков. И в обороне красных ничто не напоминало о замешательстве.

Повстанцы привыкли к воровским методам действия. Они предпочитали нападать внезапно, из-за угла, из засады. Они любили разить, сами оставаясь невредимыми. Воевать на открытом месте им было не в привычку и страшновато... Встреченные сосредоточенным огнем, белогвардейские цепи дрогнули и залегли, зарываясь в снег. С вражеской стороны тоже зачастили пулеметы. Под их прикрытием противник на правом фланге вновь перебежками стал продвигаться к нашим укреплениям.