Андрей Баширов - Оборотни Индии

— Представляю, как обливались кровью сердца англичан при виде их полыхающих жилищ! — засмеялся я. — Кстати, ты помнишь то замечательное зелье, которое попалось нам на этом складе — вино в маленьких бутылках? Изумительная вещь!

— Аллах велик! О да! — воскликнул в восторге Гафар Хан. — Я его тоже попробовал, и, клянусь, его вкус не сходил с моих уст несколько дней. Неверные франки делают отличное вино, это уж точно. Как жаль, что я не прихватил с собой хотя бы несколько бутылок — вино удивительным образом освежало бы меня после долгого дня забот и лишений.

— Я оказался более предусмотрительным, чем ты, и взял себе несколько бутылок. Две или три из них у меня должны еще остаться, если не разбились в дороге.

— У тебя осталось вино! — восхитился Гафар Хан. — Будь милостив, дай мне попробовать его еще раз. Воистину, оно слаще шербета, которым поят правоверных в раю.

— Да пожалуйста, друг мой! Приходи сегодня ко мне, когда стемнеет. Мой слуга приготовит плов, мы поужинаем, а потом попьем в свое удовольствие.

— Твои слова слаще любого вина, Амир Али, — обрадовался Гафар Хан. — Я обязательно приду и велю своему саису привести мою лошадь. Если я и переберу немного, то останусь у тебя, чтобы не нарваться на неприятности с какими-нибудь святошами, которые могут нажаловаться на меня Читу, а утром спокойно уеду к себе.

При этих словах мое сердце прыгнуло от радости, ведь он сам, без моей подсказки, предоставит свое седло, которое мы выпотрошим безо всякого риска.

— Эй, ты! — сказал Гафар Хан своему саису, который почтительно трусил за ним. — Как стемнеет, приведешь мою лошадь к палатке господина Амира Али, да не забудь захватить седло. Приведешь коня и поставишь его среди лошадей моего друга. Кстати, не вздумай сказать кому-либо хоть слово о том, где я буду, а не то вкусишь кнута.

К вечеру, после долгого и трудного марша, когда мы прибыли на новое место и встали лагерем, ко мне пришел Моти Рам и сообщил, что он молился Кали и просил ее соизволения покончить с Гафар Ханом.

— Ну и как? — спросил я. — Что сказала тебе наша великая покровительница?

— Она послала нам добрые знаки — и «тхибао», и «пильхао», так что за успех можно не беспокоиться, — заверил меня Моти Рам.

Я усмехнулся:

— Это хорошо, но думаю, что, будь все наоборот, все же ничто не помешало бы мне довести дело до конца. Кстати, мы можем хорошенько поживиться и среди других пиндари, но сначала покончим с Гафар Ханом. Вот что ты сделай: поставь свою палатку рядом с моей и натяни между ними кусок какой-нибудь плотной материи. В этом пространстве прикажи вырыть могилу… Впрочем, не стоит: он может ее заметить и заподозрит нас.

— Верно, джемадар, лучше сделать это потом, когда он уже будет пьян. Могиле нет нужды быть глубокой, и могильщики выкопают ее за несколько минут.

— А его саис, Моти? Он тоже должен умереть!

— Конечно, — сказал Моти. — Ты и Пир Хан займитесь вашим высоким гостем, а уж о его слуге мы позаботимся. Думаю, что его исчезновение наделает немало шуму, но бояться нам особо нечего, поскольку скорее всего все решат, что либо он удрал со своей добычей, либо кто-нибудь его убил. Слава Богу, с тех пор, как мы выехали из Немаура, было предостаточно случаев, когда пиндари убивали друг друга.

Наступил вечер, прозвучал азан — призыв к вечерней молитве для всех правоверных. По всему лагерю пиндари опустились на колени и вознесли молитвы Аллаху, воздевая к небу руки, обагренные кровью своих жертв. Помолившись, они улеглись спать, чтобы передохнуть и встать на следующий день свежими и готовыми к новым убийствам и злодействам.

Сидя в палатке, я поджидал Гафар Хана. Не скрою, меня переполняла радость от того, что вскоре я убью Гафар Хана и сделаю доброе дело, отомстив за все его зверства.

— Ты положил опиум в бутылку? — спросил я Пир Хана, который сидел рядом со мной.

— Да! Я понюхал вино, и, надо сказать, замах опиума немного чувствуется. Впрочем, я нарядил опиумом вторую бутылку, и думаю, что, заглотнув первую, он едва ли станет особенно принюхиваться.

Я вышел из палатки, поджидая гостя. Кое-где горели костры, на которых воины готовили себе ужин, однако большинство из них уже спали глубоким сном. В вечерних сумерках возникла фигура, которая, осторожно обходя спящих, направилась к моей палатке. Это был долгожданный Гафар Хан.

— Смотри! — сказал я Пир Хану. — Его саис ведет за ним лошадь!

— Это ты, Амир Али? — спросил он, подойдя ближе. — Я едва нашел твою палатку в этой проклятой тьме.