Андрей Баширов - Оборотни Индии

Этот вечер мы провели вместе с гонцами, распевая песни под звуки ситары, на которой очень хорошо играл джемадар Бхим Сингх, и улеглись спать довольно поздно, преисполненные надежды на завтра.

Утром нам пришлось дождаться восхода солнца и только тогда тронуться в путь, поскольку гонцы никогда не путешествуют иначе как ясным днем, чтобы не дать разбойникам подобраться к ним под прикрытием ночной мглы.

К моему крайнему и весьма неприятному удивлению, двое гонцов уселись на верблюда, говоря, что побили и натерли ноги и не могут идти дальше пешком. Это меня очень обеспокоило, поскольку, решил я, они все-таки заподозрили нас, а ведь все деньги, надо сказать, были навьючены именно на эту скотину. Все же я не подал виду, решив, что если замечу хоть малейшую попытку со стороны этих двоих скрыться от нас на верблюде, то тут же подрежу жилы этой твари. Замечу, что верблюд обладал редкой прытью: накануне, желая похвастать, гонцы пустили его вскачь, и он помчался так резво, что за ним не угналась бы никакая лошадь.

Мы шли по дороге до самого полудня, пока утомление и зной не заставили нас слезть с коней и устроиться на привал рядом с небольшим ручьем. Подходящее место для нападения, подумал я, но был разочарован, поскольку гонцы держались все вместе. Кажется, у них действительно появились какие-то, пока неясные, подозрения в отношении нас, однако я не мог ждать более и решил напасть как можно скорее, поскольку гонцы двигались так быстро, что мои люди, пытаясь не отстать от них, слабели буквально с каждой минутой.

К счастью, вскоре после привала у ручья мы вступили на узкую и настолько каменистую тропу, что верблюду пришлось умерить свою прыть и идти вперед, осторожно выбирая дорогу среди острых камней, хотя, как я приметил, оба его наездника все понукали его двигаться быстрее. Всем пришлось идти медленнее, и это позволило моим людям занять свои места рядом с их жертвами. Я же пытался подобраться поближе к верблюду, чтобы ударом меча обезножить его. Дорога делалась все хуже, верблюд шел все медленнее, и я был уверен, что он от меня никуда не уйдет. Наконец я почувствовал, что пора подавать боевой клич. Как же забилось мое сердце, но не от страха, а от азарта и волнения, как бьется сердце игрока, который поставил все на кон и, замерев, ждет, сколько покажут брошенные им кости.

Пир Хан бросил многозначительный взгляд в мою сторону; один из гонцов трусил по дороге рядом с его лошадью, другой как раз поравнялся со мной, а те двое, что сидели на верблюде, спиной к нам, громко распевали какую-то веселую песенку. Джангли держался сразу за ними, ведя в поводу мою лошадь, и все прочие тоже были на своих местах рядом с гонцами. Убедившись, что все наготове, я подал боевой клич-джирни: «Джангли, подай табак!».

В мгновение ока мечи выскочили из ножен, и мои товарищи вонзили их в тела гонцов. Я обрушил страшный удар на голову того, кто шел рядом с моей лошадью, да такой сильный, что меч, вонзившись в кость, вывернулся у меня из руки. Я соскочил с лошади, чтобы выдернуть меч и тут успел увидеть, что верблюд, хрипло ревя от боли, лежит на земле и что оба гонца успели спрыгнуть с него и броситься в атаку с обнаженными мечами. Один из них напал на Джангли, который вступил с ним в неравный бой, а другой яростно атаковал меня. Я решил было, что мне конец, но, к счастью, успел подставить под удар меча свой щит.

Отбивая град ударов врага щитом, я при этом изо всех сил дергал за рукоятку меча, пытаясь выдернуть его из черепа убитого. Хвала Аллаху! Наконец-то мне удалось высвободить оружие, и теперь мы были с моим противником на равных. Я, как уже говорил, отлично владею мечом, но гонец нисколько не уступал мне. Скоро мы оба едва дышали от изнеможения; наши щиты были изрублены многочисленными ударами. К счастью, мой соперник невзначай поскользнулся на гладком камне, оступился и не смог отбить мой удар, которым я разрубил ему шею. Он замертво упал на землю. Несколько секунд я смотрел на него, пока не услышал громкий стон моего верного помощника Джангли — он тоже был ранен в шею и кровь лилась из его горла.

Я пытался перевязать его рану, но кровь не останавливалась. Придя в себя на минуту, он попросил воды.

— Я погиб, джемадар, — прошептал он. — Я умираю — я захлебываюсь своей кровью, мне конец. Не оставляйте моего тела здесь на съедение диким зверям, похороните его. Я успел перерезать жилы задних ног верблюда, и один из тех, кто ехал на нем, убил меня. Значит, так мне назначено судьбой…