Сергей Карпущенко: Операция «Святой Иероним»

— Володя, ну, подойди ко мне.

Мальчик повернул голову и увидел незнакомца сидящим на коротком марше, что вел от площадки шестого этажа к чердачной площадке, на которой он прятался в ту страшную ночь, когда пришел сюда затем, чтобы задержать похитителя палаша кавалергарда.

Володя безропотно подошел к этому странному человеку, смотревшему на мальчика пристально, не мигая, но в то же время не зло, а с какой-то укоризной в глазах. Это был довольно молодой мужчина, обросший бородой, которую подпирал намотанный на шею грязный шарфик. В общем облик незнакомца напоминал внешность художника или представителя другой свободной профессии — неопрятная небрежность того, кто якобы плюет на мнения других людей.

— Так это вы мне от... Ивана Петровича привет передавали? — спросил Володя, переводя дыхание и делая вид, будто запыхался от подъема, а не попросту желает подавить волнение.

Но вместо ответа на столь прямой вопрос незнакомец стащил со своей головы шапку, точно ему стало жарко, и в свою очередь с холодным спокойствием спросил:

— Ты меня не узнаешь, Володя?

Мальчик присмотрелся к бородатому лицу — и впрямь: отдельные черточки лица, казавшегося прежде совершенно незнакомым, точно в детских складных кубиках соединились в цельную картинку, которой Володино сознание с быстротой компьютера подыскивало название — имя. Да, Володя хорошо знал этого человека, с которым у него прошлым летом было связано одно из ярчайших событий его жизни. И рассудок Володи высветил вначале вот этот самый марш, на ступеньках которого сидел бородач, потом трясущуюся под напором чьих-то толчков дверь квартиры Ивана Петровича, клинок палаша, точно луч карманного фонарика, выскочивший из-за двери и чуть не проколовший мальчика насквозь. Потом ему моментально вспомнилась квартира оружейника, открытое окно, разбитые цветочные горшки и привязанный к батарее синий провод, по которому он неистово бьет клинком ятагана, желая перерубить.

«Дима! Воронежец!» — точно взрыв гранаты прогрохотало в голове Володи явившееся из глубин сознания имя бородача, и мальчик невольно в страхе отпрянул к лестничному маршу, понимая, что его позвали сюда, чтобы просто отомстить...

— Да брось ты, не дергайся! — с дружелюбной простотой остановил «воронежец» Володю. — Что, думаешь, я счеты с тобой пришел сводить? Нет! И когда мальчик, приободрившись, остался стоять на месте, глядя на того, кого он «подсек» ятаганом, что и позволило милиции забрать вора с поличным, бородач подманил его пальцем и предложил: — А ты сядь, Володя, со мной рядом. Я поговорить о том о сем хочу.

— О чем нам с вами разговаривать? — заартачился мальчик. — Я с ворами дела не имею!

Но бородатый только усмехнулся, точно с серьезностью к словам Володи никак нельзя было относиться, и миролюбиво произнес:

— Во-первых, не «вы», а «ты». Мы ведь с тобой насчет китайских церемоний уже имели уговор. А, во-вторых, по поводу воров... Хочу с тобой объясниться, только ты, на самом деле, присядь сюда, пожалуйста. А то, знаешь, мне так неудобно с тобой разговаривать...

— Так возьми и встань! — грубо заметил Володя, но ему тут же возразили:

— А неудобно, братец, мне стоять — после того, как ты мне удружил падение с третьего этажа, я, дружок, хромым стал, как старый черт. Знаешь, как нечистого в людском обличье отличить? А вот по хромоте и узнаешь. Да, да, серьезно говорю. Я, правда, и до этого с Князем Тьмы дружбу водил, а теперь и вовсе...

Володе эти речи показались вздором, и он сказал сердито:

— Да хватит галиматью-то пороть! За этим, что ли, звал?

Но приятель Князя Тьмы с озорной поспешностью Володе возразил:

— Ой, не галиматья, Володечка, не галиматья! Или ты сам не видишь, что сейчас черти на каждом шагу, так и выглядывают, так и вышныривают — кривые, косые, сухорукие, рыжие, косноязыкие — всякие! Не видал таких людей? Это все Сатаны прислужники, и отечество наше дорогое, Россия-то, чертями сейчас заполнилась, точно речка рыбой во время нереста! Уверяю тебя, повсюду нашего Господина слуги праздник большой, пир для России готовят. Кровью упьемся и уж пошалим потом, порадуемся! Время наше пришло!

Говоря это, Дима (или Олег, Володя не знал наверняка) даже привстал со ступеньки и со страшно округлившимися глазами безумного, с протянутой вперед рукой, подступал к мальчику, который стал пятиться назад, покуда не оступился, сойдя с площадки на ступеньки марша — не задержись рукой за поручень ограждения, непременно бы упал. А «черт», словно успокоившись, произведя впечатление, снова уселся на ступеньку, достал из кармана сигареты и спокойно закурил.