Игорь Коваленко - Жара в Аномо

— Ну хорошо, если удастся уговорить комиссара похлопотать, кто поедет? Мне, сам понимаешь, нельзя.

Отставной инспектор пожал плечами и небрежно произнес:

— Я не откажусь от прогулки на восточное побережье. Давно не видел океана и не слыхал прибоя. Засиделся тут, хорошо бы тряхнуть стариной.

Киматаре Ойбор с признательностью посмотрел на него, но сказал так:

— Тебя я хочу просить еще немного поработать дома. Есть несколько операций вроде банковских или погони за греческими сигаретами. Очень рассчитываю на тебя, поскольку для них больше подходит белый джентльмен, то есть твоя милость, тертый сыщик и хитрец. А в дальних краях легко угодить под кастет или пулю. Нет, ты мне нужен здесь.

— Под кастет или пулю в нынешние времена легко угодить где угодно, хоть в собственной ванной, особенно нам. А что касается названных операций, одно другому не помеха. Довольно жевать салат, оставь место для мяса!

Ойбор спросил в раздумье:

— Сколько, по твоим расчетам, нужно времени, чтобы отыскать лжебизнесмена в Найроби?

— Неделя.

— Хвастун.

— Абсолютно. Два дня на поиск, день на контакт, остальные на личное времяпрепровождение. Справедливо?

— Нет, сансей, развлекаясь, ты по старой привычке начнешь отвечать случайным задирам демонстрацией своих знаменитых бойцовских рук и ног. Где гарантия, что снова не наломаешь дров из-за этих штучек, которым тебя научил покойный Окамура-сан? Из-за них-то тебя списали.

— Ну, ладно, развлечения отпадают.

— Я считал тебя серьезным, а ты два дня на поиск…

— Вот именно, даже меньше! Бывший артиллерист — теннисный фанатик. Там вряд ли наберется десяток кортов.

— Хорошо, попробую устроить тебе запах океана, — сказал Ойбор, — если нальешь мне еще полчашки кофе.

— Сделай одолжение! Сахар, пожалуйста. Так. Кими, тебе не надо объяснять, зачем агентов за рубежом снабжают другим паспортом, надежной легендой и еще кой-какими бумагами, кроме валюты?

— Не надо. В контрразведке толковые ребята.

— Тогда все в порядке. Знаешь, а ведь я чувствовал, что понадоблюсь когда-нибудь, что опять ринусь в приключения, поэтому купил себе новый талисман.

— То есть?

— Черный костюм с металлическими пуговицами! Старый-то обветшал!

При упоминании о черном костюме оба ветерана рассмеялись, шлепая друг друга по плечам.

Суть притчи о костюме в следующем.

Однажды, когда отставной инспектор был еще не отставным и даже еще не инспектором, а лишь младшим помощником такового, он обзавелся строгим черным костюмом по случаю грядущего ведомственного торжества.

Так вот. Купил, надел, зашагал в учреждение. И вдруг господь послал ему, мирному прохожему, прямо в руки весьма опасного нарушителя, оторвавшегося от полицейской погони.

Сослуживцы с юмором объяснили первый его подвиг магической силой обновы. Посмеялись вместе с ним.

Однако следующая удача, как нарочно, по чистому, конечно, совпадению, случилась именно в тот момент, когда на нем снова был упомянутый черный костюм.

Не то чтобы он был суеверным, но с тех пор, отправляясь на любое "горячее" дело, облачался в одежду, ставшую для него своеобразным талисманом. Хотя сам любил посмеяться над собственной причудой, поскольку в таком жарком климате и белая-то одежда не слишком защищала от солнечного огня.

Его начали величать "Белым человеком в черном костюме". Потом проще — "Человек в черном костюме". Ему нравилось. Даже отчеты подписывал прозвищем, объявив его законным псевдонимом. Приучил всех своих друзей и сослуживцев именовать его только так и не иначе. Ребячество взрослого романтика?

Окружающие смирились и привыкли, считая, что это право всякого человека, а право надо уважать всем без исключения.

"Человек в черном костюме" был сообразительным, сильным, ловким, бесстрашно пускался на головоломные трюки, словно каскадер, что вызывало к нему симпатию сотрудников всех рангов, а это, естественно, не является тормозом для карьеры.

Многие считали, что он стал бы знаменитостью, если бы не серия банальных бытовых драк, причем в солидном возрасте, которыми скорее всего он пытался лишний разок показать себе и другим свое физическое неувядание.

Дух и тело его не увяли, это точно, зато увяла деятельность, оборвалась, ибо неприглядные потасовки "на публику" вызвали настолько скандальный резонанс, что ему пришлось подать прощальный рапорт. Новая, народная власть решительно пресекала нарушения дисциплины и злоупотребления в своих органах. Сознавая свою провинность, ушел в отставку сознательно, без обиды. Занялся мемуарами в своей холостяцкой квартире, охотно, впрочем, отрываясь от домоседства, если представлялся случай посодействовать бывшим сослуживцам.