Густав Эмар - Сожженные Леса

— Отлично… продолжайте…

— Дружба дружбой, а дело делом — вы хорошо знаете, что я охотник и что теперь сезон охоты, то есть лучшее время моей торговли. Если мое ружье не будет делать промахов, то я могу получить большие проценты за это время — так как за каждого медведя, то есть за шкуру его, мне платят восемьдесят долларов. Если же я пойду провожать вас, то я потеряю самое благоприятное время и все свои доходы. Я говорю с вами откровенно, для того чтобы вы могли составить себе ясное понятие о том, что заставляет меня отказаться от вашего предложения. Вы, вероятно, поймете меня.

— Благодарю за откровенность, дорогой сеньор, и она мне нравится больше всех тех причин, которые вы бы могли представить мне, отказываясь от моего предложения, я рад видеть, что дело стоит только за деньгами.

— Позвольте, сеньор, есть еще другая причина — я не знаю, убедились ли вы, что я люблю свободу в своих действиях и не могу допустить никого судить их. Положим, что мы сойдемся в цене, и тогда нам нужно будет решить еще один вопрос особенной важности. Он заключается в следующем: я хочу, если я буду вашим проводником, чтобы никто не вмешивался в мои действия и исполнял и вообще следовал по той дороге, которую я только выберу, и чтобы во все время моего пути я мог бы, не отдавая никому и никакого отчета, оставлять вас на сутки или даже больше. При таких условиях, а также если ваша плата удовлетворит меня, я берусь быть вашим путеводителем, и это потому, что я не хочу, чтобы кто-нибудь и когда-нибудь упрекнул меня в том, что, однажды спасши вам жизнь, я допустил возможность погибнуть вам в пустыне. Подумайте… да или нет!..

— Однако вы предлагаете довольно строгие условия.

— Я понимаю это… но ведь вы можете отказаться от них, — ответил, смеясь, охотник.

— В таком случае я буду не менее вас откровенен… я окружен разбойниками без веры и законов, которые не стоят даже той веревки, на которой их повесят, и которым я вверился. В таких обстоятельствах я совсем потерялся. Сегодня утром у меня взяли большую сумму денег, и я не желаю, чтобы это повторилось еще раз. Вы мне кажетесь честным человеком, и вы мне оказали особенную услугу… Мне кажется, что я могу быть откровенен с вами. Как ни тяжелы эти условия, я их принимаю. Попробуем уладить теперь денежный вопрос. Так как я хочу избежать всяких споров, то я выскажу вам свою цену и надеюсь, что вы согласитесь на нее. Я вам дам тысячу пиастров, пятьсот вперед и пятьсот тогда, когда мы достигнем до реки Журдан. Что вы думаете об этом? Довольны ли вы этой ценой?

Охотник как будто размышлял.

— Ну, хорошо, — сказал он наконец, — я согласен, что касается пятисот долларов, то оставьте их у себя, вы мне отдадите их тогда, когда мы будем расставаться совсем: мои деньги сохранятся лучше в ваших руках, чем в моих — мне здесь нечего с ними делать, и они понапрасну отяжелят меня.

— Итак, все улажено и условие заключено?

— Да, тогда вы поднимаетесь завтра с восходом солнца — итак, до свидания, — проговорил охотник, вставая и беря свое ружье.

— Как — вы уходите? — спросил капитан Кильд.

— Сейчас.

— Но куда же это вы пойдете так поздно?

— Уже вопросы? — заметил иронически охотник, — это мое дело.

— Верно… До завтра. — Охотник вышел в сопрождении капитана, который проводил его до самого выхода из лагеря.

— Боже мой! — пробормотала молодая девушка, оставшись одна, — счастье только что начинало мне улыбаться, о, я не знаю, как я могла скрыть свое смущение при виде его… Боже мой! Бог мой! Не оставляй нас и помоги нам, — добавила она и, не ожидая возвращения капитана, вошла во внутренность палатки.

Простившись с охотником, капитан медленно пошел к своей палатке, на половине дороги он встретился с Блю-Девилем, который с озабоченным видом прогуливался взад и вперед по лагерю.

— Ну, что нового? — спросил его капитан.

— Еще ничего, — ответил мрачно Блю-Девиль.

— Как, наши люди еще не возвратились?

— И я их тоже ожидаю. Они принесли серого медведя и по вашему приказанию отправились искать презренного Линго, да, было бы для нас большим счастьем, если бы он скатился в какую-нибудь пропасть.

Э! э! — заметил, смеясь, капитан, — вы, кажется, недолюбливаете этого беднягу Линго.

— Я и не делаю из этого тайны.

— Я его тоже не люблю… у него такое изменчивое лицо… Но нам нечего беспокоиться — он возвратится, так как мы были бы очень счастливы, если бы потеряли его.

В эту минуту вдали показались несколько факелов.