Густав Эмар - Перст Божий

Дон Бальтасар Турпид медленно смаковал стакан прекрасного французского коньяка, настоящего старого fine champagne , и ногтем мизинца смахивал пепел со своей сигареты. — Вы говорили о вторичной неудаче, которую нам пришлось потерпеть, — заметил дон Мануэль после минутного молчания.

— Гм! Действительно, — небрежно ответил дон Бальтасар, — и даже очень важной неудаче: дон Фабиан Торрильяс де Торре Асула назначен министром юстиции.

— Друг дона Порфирио Сандоса?

— Он самый!

— Voto a Brios! 1— воскликнул дон Бальдомеро. — Только этого недоставало, чтобы совсем доконать нас! И эта идея…

— Какая?

— Да эта ссуда денег! Вы просто сумасшедший!

— Я? Ничуть не бывало!

— Но это, вероятно, была шутка, мой друг?

— Я не имею обыкновения шутить в делах, — ответил дон Бальтасар серьезно. — Раз мне предоставляется возможность устроить выгодную сделку, на то я ибанкир, чтобы не упустить ее.

— Это правда; но снабжать деньгами нашего смертельного врага!..

Дон Бальтасар пожал плечами и сделал презрительную гримасу.

— Вы ничего не понимаете в этих спекуляциях; я же в этом деле выигрываю двести, а может быть, и триста процентов! Надо быть дураком, чтобы не воспользоваться им.

— Но каким образом дон Порфирио, этот старый плут, обратился именно к вам?

— Разве вы забыли, что все, не исключая и дона Порфирио, считают меня вашим врагом?

— А теперь он, наверное, окончательно убедился в этом мнении, найдя в вас такую готовность услужить ему!

— Именно этого-то я и добивался и теперь торжествую: у нас установились с ним личные отношения.

— Однако, мой друг, вы нас всех морочите. Право, вы очень милы! — сказал дон Мануэль, нахмурив брови.

— Как вы любезны, — ответил дон Бальтасар, наклоняя голову с комической гримасой. — Дамы до сих пор повторяют мне иногда тот же комплимент!

— И что это за человек, черт побери! На него и рассердиться невозможно! — воскликнул дон Мануэль, стукнув кулаком по столу.

Все рассмеялись.

— Но, несчастный, — начал опять дон Мануэль, — вы вообразите, что ведь мы теперь все ставим на карту. Вся наша сила в нашем богатстве и нищете этих прощелыг. Им негде достать какую-нибудь тысячу пиастров, а вы настолько глупы, что даете им целых двести тысяч!

— Да я дал бы им вдвое больше, если бы они попросили меня!

— Но ведь это безумие! — вскричал дон Мануэль в ярости.

— Не волнуйтесь так, дон Мануэль, — вмешался в разговор дон Бальдомеро. — Я начинаю понимать комбинацию дона Бальтасара и вполне разделяю его мнение.

— Как, вы согласны с…

— С доном Бальтасаром? Безусловно!

— Пусть он объяснится! — резко произнес дон Корнелио Кебрантадор.

Дон Мануэль из осторожности вынужден был уступить своим сообщникам; затаив гнев, он внешне выглядел спокойным.

— В таком случае, — сказал он, — пусть объясняется; я просто теряю голову среди тех несообразностей, о которых этот черт говорит уже целый час, точно насмехаясь над нами.

— Никогда еще я не говорил более серьезно, чем в настоящую минуту, милый сеньор, — ответил дон Бальтасар, — и если бы вы не перебивали меня, то давно бы уже все поняли.

— Так говорите же, я не произнесу больше ни слова!

— Давно бы так. Прошу у вас только пять минут внимания. Надеюсь, что ваше терпение не истощится.

— Слушаю, но прошу вас, милый сеньор, быть на будущее немного терпеливее. Наше положение известно вам лучше, чем кому бы то ни было. Следовательно, мы с вами оба прекрасно сознаем, что, невзирая на обширный круг наших связей, на большую численность наших единомышленников и те высокие посты, которые многие из них занимают в обществе, в армии или торговле, наше господство не продлилось бы и полгода во всякой другой стране, менее эксцентричной, чем наша. Достаточно какой-нибудь случайности — все пойдет прахом, и мы погибли!

— Однако вот уже скоро двадцать лет, как положение дел остается тем же и наше могущество лишь возрастает с каждым днем! — с иронией сказал дон Мануэль.

— Потому что мы в Мексике, где все идет вразрез с логикой; явная бессмыслица здесь будет иметь успех. К тому же, до сих пор на нас никогда серьезно не нападали.

— Именно вследствие наших связей и массы наших сообщников, рассеянных не только по городам, но даже и по деревушкам.