А Адалис - Абджед, хевез, хютти... Роман приключений. Том 4

— Мир вам, друзья. Не правда ли, как хорошо? Чудесная ночь.

Общее молчание не стесняло его.

— Вы потрясены, не правда ли, друзья мои? Но поймите, рано или поздно вы узнали бы об этом. О больших событиях говорят громко. Тайн не замалчивают, когда истекают сроки загадок. С сегодняшнего дня вы полноправные республиканцы, а с завтрашнего каждому из вас Совет поручит работу.

Сережа пошевельнулся.

— Вам не нравится, по-видимому, такое положение, — дружеский голос приобрел жесткость и сухость крыльев саранчи. — Но мы не звали вас к себе. А если вы пришли, то для нашего спокойствия должны быть обезврежены. Для этого есть два выхода: или жизнь в нашей республике, это вы, кажется, назвали ее «неулыбающейся», — поглядел он на Броунинга, — хорошее название, — или смерть. Второе производится здесь легко и безболезненно, но я думаю, что вы слишком разумны для второго.

Внезапно Сергей поднялся с места. — Вы правы, конечно. Простите, я до сих пор не знаю, как вас зовут.

— Федоров. Профессор Федоров.

— Так вот, профессор Федоров, я нахожу, что вы все-таки правы. Ваша республика достаточно ладно устроена, хотя мне все это не нравится. Раз нет другого выхода, мы будем работать, но я хочу знать, когда мы можем рассчитывать на свободу.

Профессор поглядел на луну: — Я думаю, вам самим не захочется расстаться с нами.

— Ну а в противном случае?

— Свобода понятие растяжимое. Все таки, могу рассчитывать, что она не за нашими горами. Здесь лучше, чем в вашем мире. Вы еще не присмотрелись к нам. Здесь вы будете жить среди людей высококвалифицированного интеллекта. Каждый из вас будет заниматься тем, чем он захочет, вернее, к чему он способен. Да это не жизнь, это просто утопия!

— Скажите, профессор, — подхватил Броунинг, — вероятно, у вашей утопии есть своя религия?

Профессор покровительственно рассмеялся:

— Нет, друзья, у нас, у мужчин, нет религии. Ни своей, ни чужой. Мужчины нашей республики не думают о боге. Религия отдана женщинам, хотя и им предоставлено право быть мужественными. Многие из них ничем не отличаются от нас. Но женственные женщины владеют особым тайным культом.

— А сколько человек насчитывает ваша республика?

— Здесь?

— Да, здесь.

— Мало. Очень мало. Но это ровно ничего не значит! Наши границы охраняются от внешнего мира строже, чем живые люди охраняют свои границы от нас — от живых трупов.

— Неужели никому не удавалось бежать отсюда? — откровенно спросил Арт.

— У нас не тюрьма, — обиженно сказал Федоров. — У нас не тюрьма!.. Но был действительно один случай сумасшествия. Талантливейший доктор! Вы не слыхали? Диего-ди-Гелла. Он не вернулся из очередного полета в мир и остался в Москве, соблазнившись громоздкими лозунгами коммунистов. Он, — профессор залился не терпящим возражения старческим смешком, — кхи-кха, он вздумал организовывать прокаженных всего мира!

— Я помню, — прервал его Сережа, загоревшись, — какие-то странноватые лозунги в Наркомпросе РСФСР «Прокаженные всех стран, соединяйтесь».

— Это была его работа. Диего-ди-Гелла. Он погиб для нас и для остального мира также. Ваши человеческие установки расшатали его мозг. Повторение подобных случаев немыслимо. Итак, вы согласны?

— Там увидим, — бодро сказал Арт. — Пока я думаю, можно поработать. Вы согласны, товарищи?

Не дождавшись общих знаков согласия, Федоров собрался уходить.

— Желаю вам провести приятную ночь, сограждане.

— Профессор, профессор, — вырвался на секунду из горестного отупения Борис, — излечима проказа? Только правду?

— Пока нет. У науки еще нет достаточно знаний, чтобы ручаться за полное излечение.

Борис тихо застонал.

Федоров не спеша добавил:

— Что касается вас всех, то вам не стоит опасаться заражения. Те дни, которые выпали из вашей памяти, вы провели в профилактическом сне. В первый же день вашего пребывания здесь вам была сделана антилепрозная прививка. Она спасает на шесть месяцев. Потом ее приходится повторить. Это, друзья мои, наше собственное достижение. Мы можем предупредить болезнь, а также, как бы это выразиться ясней… застопорить уже начавшийся процесс. Большая часть наших детей, их очень мало, к сожалению, будут здоровы. Какая погода! Спокойной ночи.

Друзья остались одни. Теперь их заставляла молчать острая нервная радость. Наконец Арт закурил:

— Итак, значит, за работу, — сказал он с несколько деланной бодростью, — поживем — увидим. Не так уж страшно, проклятый прокаженный меньшевик.