Тим Уиллокс - Двенадцать детей Парижа

Де Торси указал на мальтийский крест на камзоле своего спутника:

– Никто не примет вас за гугенота.

– Думаешь, я об этом не знаю?

Снаружи опять донеслась стрельба. Тангейзер приподнял Орланду повыше и пошел по кровавому следу, оставленному швейцарскими гвардейцами. След вел через роскошный вестибюль к двери во двор. Матиас насчитал еще пять тел, распростертых на мраморном полу в лужах крови. Среди них была одна женщина и двое – судя по размерам – детей.

Госпитальер убеждал себя, что Карла живет далеко от этого квартала. У мадам д’Обре нет мужа, и она не знатного происхождения. Остановившись в дверях, выходящих во внутренний двор, иоаннит окинул взглядом освещенную факелами картину массовой резни.

По всей видимости, большая часть гугенотов жили в восточном крыле. Его окна то и дело озарялись желтыми вспышками от выстрелов аркебузы.

Из главного входа в это крыло к центру двора между рядами дворцовой стражи тянулась жалкая вереница гугенотов. Это были не только дворяне, но также их пажи, конюхи и лакеи, несколько жен и детей. Многие были полураздеты, некоторые уже истекали кровью. И все шли без оружия. Несколько смельчаков попытались добраться до горла стражников за лезвиями алебард, но их зарезали, словно свиней, и их единоверцы продолжали шагать по трупам навстречу смерти.

На южном конце площади выстроились арбалетчики и аркебузиры. Они расстреливали гугенотов по мере того, как их прогоняли мимо. Восточная сторона двора ощетинилась сталью. Несчастных, рискнувших бежать, пронзала копьями и рубила мечами стража, требовавшая своей доли в резне. Искалеченные и умирающие лежали в зловонной жиже из крови и экскрементов. Звучали слова прощания, кто-то целовал любимых перед вечной разлукой, кто-то молился, опустившись на колени на залитые кровью каменные плиты. Ночь наполнилась ужасом, яростью и смехом. Одни проклинали короля, другие взывали к Богу, но ни тот, ни другой не вмешивались.

На балконе Павильона короля Тангейзер увидел несколько фигур, стоящих у самой балюстрады. Вместе с окружавшими их статуями они наблюдали за разворачивающейся катастрофой. Король Карл и его брат Анжу. Екатерина Медичи, их мать. Герцог де Рец. И другие влиятельные лица королевства.

– Карл-Максимилиан, король Франции. – Арнольд произносил титулы, словно проклятия. – Герцог Орлеанский, дофин Вьеннский, граф Прованса и Форкалькье, Валентинуа и Диуа.

Услышав позади тихий всхлип, Матиас оглянулся. Это был Грегуар. Несмотря на дурное обращение и опасности, которые ему пришлось пережить за этот день, паренек ни разу не пожаловался и не пролил ни слезинки. Теперь же щеки его были мокрыми, а из деформированных ноздрей по деснам стекала слизь. Госпитальер не мог винить своего слугу. Он был еще ребенком, с нежной, неокрепшей душой, и ужас бессмысленной резни потряс его. Тангейзер оттолкнул мальчика от двери в относительную безопасность вестибюля.

– Вытри лицо, парень, – велел он.

Грегуар потер нос и щеки рукавами батистовой рубахи.

– Слезы тут не помогут, – вздохнул его господин. – Жалость и христианские принципы тоже. Люди, которых убивают во дворе, немногим лучше убийц. Они явились сюда, чтобы разжечь войну. И они ее получили.

– Это не война, – возразил Арнольд, – это резня.

– Резня – древнейшее орудие войны. Когда все остальные орудия, изобретенные человеком, превратились в пепел, когда все колеса разбиты, а все книги сожжены и мы снова копошимся в грязи, клинок резни остается острым и его постоянно оттачивают.

– Это тактика отчаяния. Я ее отвергаю.

– Это истина, освященная веками и еще раз подтвержденная здесь, в этой драгоценной шкатулке цивилизации.

Де Торси молча отвернулся.

Тангейзер не знал, зачем вступил с ним в спор. Ведь он сам рекомендовал Рецу нечто подобное. Вины за собой иоаннит не чувствовал, как ни старался, и это заставило его задуматься о состоянии своей души. У него была цель, и сейчас важна была только она. На остальное плевать.

Матиас почувствовал, как Грегуар дергает его за рукав. Следовало отдать должное мальчишке – он взял себя в руки и теперь указывал на голову Орланду. Тангейзер понял, что не ощущает никакого движения у себя за спиной. Заметив скамью у стены, он поспешил туда и положил на нее пасынка. После этого он немного помассировал затекшее плечо. Арнольд снял факел с подставки на стене и осветил больного. Губы и лицо Орланду побагровели. Поначалу казалось, что он не дышит, но потом его грудь стала медленно приподниматься и опускаться, а лицо побледнело.