Тим Уиллокс - Двенадцать детей Парижа

Можно было подумать, что они только что вновь завоевали Иерусалим. Малыш Кристьен не чувствовал ни благоговения, ни очищения, только зависть – ему хотелось быть с ними. Он давно отирался возле братства и даже сумел попасть на несколько их знаменитых банкетов, но официально не принадлежал к «Пилигримам святого Иакова», хотя и любил убеждать доверчивых слушателей в обратном. Он не мог похвастаться положением в обществе, которое требовалось для вступления в братство, хотя это положение определялось просто богатством – большинство братьев занимались тем, что потрошили бессловесных животных. Как и многие другие, они использовали способности Пикара, без какого-либо уважения или вознаграждения, причитавшихся ему по праву. Но теперь все должно было измениться к лучшему.

Малыш Кристьен сыграл свою роль – главную роль – в заговоре вокруг д’Обре, проявив необыкновенную предусмотрительность, смекалку, смелость и абсолютную преданность. Его хозяевам не пришлось пачкать руки или опасаться королевского гнева. Они понимали, что если на дыбе Кристьен назовет их имена, вместе с именами сотен других, преступления которых были еще отвратительнее, это будут всего лишь слова Малыша Кристьена, дворцового сводника, который устраивал развлечения, публичные и частные. Однако в этом-то и заключалась его ценность: все поверят его воплям, но никто не осмелится их услышать. Но больше он не будет сводником. Замысел был исполнен идеально – Пикар считал его своей лучшей пьесой, – и оставалось лишь сорвать аплодисменты, когда в ворота Парижа въехал Матиас Тангейзер.

Кристьен был виноват в этом не больше, чем в нелепой резне, поглотившей город и сделавшей их заговор ненужным – по крайней мере, так ему казалось. Последнее обстоятельство его хозяева считали удачным. Их фанатичная приверженность традиционным ценностям получила поддержку Бога и короля. Пикар был недоволен, поскольку в награду ему обещали собственность и активы семьи д’Обре. Его расстраивал тот факт, что они существенно, хотя и не катастрофически, пострадали от этого животного, Гриманда, во время уже ставшего ненужным нападения. Хотя грабеж и мародерство составляли основу плана и выгода Кристьена все равно будет не меньше ожидаемой.

Теперь ему уже не придется прислуживать сильным мира сего. Он станет состоятельным человеком, богатым парижским коммерсантом с деньгами в банке и долей в ювелирной мастерской в Голландии. Место за банкетным столом «пилигримов» ему гарантировано, причем не как торговцу потрохами, а как продавцу предметов роскоши. Сегодня Марсель Ле Телье намекнул, что ему может достаться один из низших дворянских титулов, освободившихся в результате резни. В это Кристьен не верил – Марсель наверняка прибережет титул для кого-нибудь из родственников. Но Пикар не был жаден: он видел, до чего может довести жадность, по крайней мере тех, кто занимает низкое положение.

Тангейзер поставил весь план под угрозу. Последние тридцать часов, после того как Бонифаций, тяжело дыша, ввалился в его кабинет в Лувре, были самыми неудачными за всю карьеру Малыша Кристьена. Хуже тех, что последовали за первым и единственным представлением его пьесы. Первоначальный план Ле Телье предполагал, что в Париж пригласят не только Карлу, но и Матиаса, но когда Кристьен привез в Париж даму без мужа, Марсель выказал столько удовольствия, сколько позволила ему его скрытная натура.

– Половина наших проблем решена, – сказал он. – У нас нет никакого желания связываться с орденом, убивая одного из их братьев. Отсутствие шевалье освобождает нас и от необходимости выманить его из дома в нужную нам ночь.

Появление Тангейзера повергло Кристьена в панику. Поначалу казалось, что рыцарь не сможет вовремя найти жену – Бонифаций был уверен, что Матиас не знает, где Карла. Когда же госпитальер вошел в Лувр в сопровождении Арнольда де Торси, начались настоящие неприятности. Самым опасным поворотом событий стало освобождение рыцаря из тюрьмы, но о конфликте с Арнольдом не могло быть и речи.

Теперь наконец это препятствие было устранено. Настаивая на пяти наемных убийцах, Ле Телье удивил Пикара, который предложил трех, полагая, что и этого много. Одно дело дуэль, а совсем другое – засада. Но теперь Тангейзер уже либо мертв, на что очень надеялся Кристьен, либо лежит связанный, словно вальдшнеп, на заднем дворе таверны «Слепой волынщик».

Желание Ле Телье не убивать рыцаря озадачило Малыша Кристьена. Марсель даже не одобрял уловку Доминика, втянувшего Матиаса в дуэль, хотя и не сказал этого вслух, а недовольную гримасу его бескровных губ заметили не все. А ведь гибель на дуэли не давала бы ордену иоаннитов никаких оснований для жалоб. Возможно, Ле Телье собирался использовать рыцаря в качестве оружия против другого врага, обвинив его в бедах Тангейзера. Такое коварство вполне соответствовало репутации Марселя. В любом случае, если бы наемные убийцы перестарались, он был готов повесить на Тангейзера смерть жены. Кристьен же радовался, что ни один из этих запасных вариантов не предполагает его участия.