Давно под самолетом прошел остров Белый и суда енисейского каравана, вкрапленные дымящимися точками в сплошные, осыпанные морщинами торосов, ледяные поля.
Моторы размеренно стучали. Ни один из приборов, расположенных на доске перед Карпом и заменяющих механику в полете все органы чувств, не обнаруживал в работе моторов признаков для беспокойства.
Чтобы убить время, Карп надел на голову наушники. В них нельзя было ничего понять. Писк и вой ненастроенного приемника смешивались в какофонию, какую можно слышать только в эфире, загроможденном судорожными эманациями бесчисленных антенн. Эта какофония забавляла Карпа. Даже когда внизу сверкающая скатерть покрылась темными узорами разводий, он, наблюдая за льдом, не сбросил наушников.
Разводья сменились черными озерами. Льды оборвались. Льдинки белыми плотами качались на ленивой волне. Самолет качнуло. Правое крыло уперлось в темную поверхность воды. Крутым виражем Клот переложил машину на северный курс. Через несколько минут в наушниках послышался треск и запели высокие чеканные ноты своей передачи. Не понимая на слух, Карп записал нервный черед точек и тире. Через минуту он по складам составил: «Прошел Вайгач Клот».
Карп выглянул из своего колодца и увидел по левому борту серобелые холмы, обведенные с моря широкой полосой припая. Карп уже знал этот характерный вид Новой Земли. К юго-востоку, разрывая хребет, сверкала черная гладь Карских Ворот. У Карпа мелькнула мысль: «Почему же он не дает, что пролив свободен?» Он сунулся было в сторону пилотской кабины, но в этот момент стрелка бензиновых часов очередного бака качнулась к нулю, и Карп забыл про радио.
Включив новый бак и проверив подачу, Карп снова одел наушники. Мембрану попрежнему рвали беспорядочные звуки какофонии.
Самолет неуклонно шел к северу. Холмы внизу переходили в острые сопки, разрезанные глубокими складками. Сопки делались все острее и выше, пока вершины их не воткнулись в белесые клочья тумана. От сверкающих вершин спускались белые трещины пропастей. Снег в трещинах незаметно переходил в белую гладкую поверхность припая.
Вдруг Карп заметил, что припай нигде не кончается. Его белый покров тянется далеко к востоку, переходя в сплошные нагромождения бесконечных полей. По правому борту не было видно даже темной полосы неба — вестницы открытой воды.
Слева мелькнул разлог. Широкая речка, белой извилистой лентой уходящая в горы. На северном берегу речки Карп увидел на сером склоне горы постройки и среди них — две высокие иглы радиомачт. Карп понял, что ошибся; это вовсе не речка, это пролив Маточкин Шар, плотно забитый льдом и недоступный судам экспедиции.
В наушниках резко щелкнула мембрана и послышался гул динамо. Снова заработал передатчик. Карп взял карандаш и приготовился записывать.
Нервный подъем прошел. Уже через час полета Клот почувствовал слабость и обычную апатию. Платье давило плечи, тело осело. Хотелось спать. Сопротивление штурвала казалось непомерно сильным. Одной рукой Клот залез в карман и вынул маленький пузырек. Зажав его между колен и сбросив перчатку, Клот концом ногтя зацепил щепотку белого порошка. Быстро нагнувшись за козырек, он сунул щепотку себе в нос.
Полет самолета был необычайно странным…
Через полчаса повторил то же самое. Стало легче. Платье больше не давило плечи. Штурвал легко поддавался малейшим движениям. Крылья машины стали продвижением рук, и каждое движение плеч заставляло трепетать элероны. В голове легкой розовой волной серебристо звенели мысли:
«… Мы вернемся сюда вымести Россию огромной метлой… Каким бесконечным пиром будет это подметание великих русских полей… У нас запляшут лес и горы… Нет, это не отсюда… Тогда будет непрерывная музыка… Да, музыка для нас… а для них? О, для них…»
Серая скучная полоска земли врезалась в розовые мысли. Клот включил передатчик и отстукал ключом: «Прошел Вайгач». Он шевельнул плечами, и машина плавно пошла по кривой, дрожа далекими концами его алюминиевых рук. Снова зазвенели мысли…
Лед, сплошной лед внизу. Клот бросил штурвал и радостно потряс руками:
«Мой последний, самый последний полет „для них“. И какой результат! О, на этот раз „товарищи“ будут им довольны и долго не забудут лейтенанта фон Клот».
Слева из глубокого разлога выросли знакомые иглы радиомачт. Маточкин Шар. Клоту было достаточно одного взгляда, чтобы увидеть, как безнадежно закупорен пролив. Дрожащей от радости рукой он включил передатчик и застучал ключом:
Читать дальше