Марк Хансен - Куриный бульон для души - 101 история о животных (сборник)

Мы вышли во двор, чтобы встретить нашего маленького гостя. Но не успели еще дойти до ребенка, как позади меня раздался какой-то шум. Обернувшись, я увидела, что Корби несется вниз по ступенькам и направляется прямо к малышу. Должно быть, в спешке мы неплотно закрыли дверь. Я ахнула. Взволнованная Корби могла напугать Калеба – может быть, даже сбить его с ног. О нет, думала я, ничего себе начало знакомства! Калеб будет так напуган, что не захочет даже войти вместе с нами в дом. У нас ничего не получится!

Корби добралась до Калеба раньше, чем кто-нибудь из нас успел ее перехватить. Она прыгала от счастья и сразу же начала лизать его личико в припадке безудержной радости. В ответ этот милый малыш обхватил собаку за шею и повернулся к нам. Сияя в полном экстазе, он воскликнул:

– А можно это будет моя собака?

Мы с мужем встретились взглядами и продолжали стоять, улыбаясь друг другу. Наша нервозность испарилась в один миг, и мы поняли, что все будет хорошо.

Калеб приехал к нам на несколько месяцев. Прошло восемь с половиной лет – и он по-прежнему с нами. Да, мы усыновили Калеба. Он стал нашим сыном, а Корби… ну, она счастлива, как никогда. В конце концов, она стала собакой Калеба!

Однажды днем я была на заднем дворе, развешивала белье после стирки, когда старый, усталый на вид пес забрел к нам во двор. По его ошейнику и округлому животу я догадалась, что он не бродячий, у него есть хозяин. Но когда я вошла в дом, он последовал за мной, прохромал по коридору и… безмятежно уснул в уголке. Час спустя он проснулся, подошел к двери, и я выпустила его. На следующий день он пришел снова. Опять занял то же место в коридоре и снова проспал там час.

Так продолжалось несколько недель. Сгорая от любопытства, я приколола к его ошейнику записку: «Ваш пес каждый день приходит ко мне поспать».

На следующий день он пришел с другой запиской, прикрепленной к ошейнику: «Он живет в одном доме с десятью детьми – и просто пытается отоспаться».

Пока я рос, у нас всегда были боксеры. Но однажды мой папа, мачо от природы, влюбился в чудесного черно-рыжего добермана, который только что приехал после цикла показов на выставках. Папа понял, что должен обладать этим прекрасным животным, купил его и привез домой. Его звали Бароном. Это был молодой, некастрированный кобель примерно одиннадцати месяцев от роду. Поскольку Барона воспитывали для демонстрации на выставках, он не имел никакого опыта общения с детьми. В то время мне исполнилось пять лет, я был вторым по старшинству из четверых детей. Как и большинство домов, где есть маленькие дети, наш дом, как правило, был полон шума и бурной деятельности. Родители решили, что, поскольку Барон сравнительно молод, он быстро адаптируется к своей новой жизни.

Однажды вскоре после того, как папа привез Барона домой, я вбежал в дом, весь облепленный снегом после игры в снежки. Не увидев Барона, спавшего на полу, я случайно наступил на него. Доберманы – собаки очень реактивные; это одна из причин, по которым из них получаются такие хорошие стражи и полицейские собаки. Но в тех обстоятельствах это его качество предопределило катастрофу. Барон взвился вверх и с перепугу укусил меня за голову. Его верхние зубы пронзили мою левую щеку и верхнюю губу прямо под носом, а нижние пропороли кожу на подбородке. Родители сразу же повезли меня в отделение неотложной помощи, где мне немедленно сделали реконструктивную операцию. Всего в швах и бинтах, меня привезли домой и сразу же уложили в постель.

Когда папа немного позже пришел проведать меня, он остановился в дверях моей комнаты, пораженный представшей его взору картиной. Барон прокрался в мою комнату. Пес настойчиво поддевал мой локоть носом и сумел-таки просунуть голову мне под руку, так что теперь моя рука лежала у него на плечах, как бы обнимая их. Он положил свою большую черную голову на грудь мне, спящему, и сел, замерев, неподвижный, точно статуя. Наблюдая и охраняя, он нес эту вахту в знак извинений и любви. Отец сказал, что Барон ни разу не шелохнулся, оставаясь в одном и том же положении все долгие ночные часы.

Что удивительно, у меня не осталось никаких серьезных физических повреждений после инцидента с Бароном. Не возник и хронический страх перед собаками, как нередко бывает в подобных случаях. Думая о Бароне, не могу вспомнить его свирепым; вместо этого мне вспоминаются приятная тяжесть его головы на моей груди и тревога в его выразительных глазах. Я говорил, что хочу стать ветеринаром, еще до этого инцидента, и моя любовь к животным только окрепла после такой искренней демонстрации печали и раскаяния. Даже сейчас я по-прежнему тихонько посмеиваюсь в душе всякий раз, когда лечу какого-нибудь добермана.