Жозеф Рони-старший - Обезьяны

Спустя миг он вскарабкался к ним наверх. Внизу промасленная веревка, свернувшаяся при падении в кольцо, пылала точно костер, и испуганные гуннамуны разбежались все до единого и вскарабкались как можно дальше от нее.

— Пойдемте скорее, саибы, — сказал Чури.

Мильн только тут увидел, что Томпсон находился в глубоком обмороке, обессиленный всем происшедшим с ним. Чури взял его на руки, как ребенка, и все трое быстро добежали вниз, вдоль подземной галлереи.

Стояла невыносимо душная августовская ночь, когда небо не только не давало той прохлады, которую как бы обещала его темная синева, но само дышало на землю раскаленным воздухом. По временам на нем яркими сполохами вспыхивала молния. А на улицах нью-йоркского Ист-Энда в ответ вспыхивали другие молнии — искры от пробегающих поездов и трамваев.

Дом, где жил Иосиф Мэрсум, портной, работавший на один из магазинов готового платья, стоял у самого Нового моста. Гигантский виадук, перекинутый в этом месте и врезавшийся в каменные громады домов, только на метр-полтора не коснулся пятиэтажного дома, где жил портной с женой и ребенком. Но карниз дома навис над самым виадуком.

Вся крыша дома в эту душную ночь была покрыта матрацами, а на матрацах лежали люди. На балконе третьего этажа спал человек, в позе, выражавшей крайнее изнеможение. Это был здоровый мужчина с темными кудрявыми волосами и черными усами. В одном его ухе блестела золотая серьга в виде колечка. Рядом с ним лежало свернувшись какое-то темное существо, напоминавшее собаку.

Но когда этот клубок развернулся, потягиваясь, то оказался большой обезьяной. На шее ее блестел ошейник с длинной цепью. То была Минта, верная помощница и друг итальянца Сандро Прелли, по профессии шарманщика, того самого, который теперь лежал вытянувшись рядом с ней.

Сверху, как раз над балконом, раздался крик ребенка. Пронзительный, тонкий голосок жалобно разносился в горячем воздухе.

Минта подняла голову, ее зоркие глаза сверкнули, она вытянулась во весь рост, подняв хвост. Для своей породы обезьяна была необыкновенно велика и сильна. Доносившийся сверху крик был знаком Мните. Она хорошо знала его, и сердце ее отозвалось на призыв. В одну минуту она взобралась по трубе на следующий этаж, волоча за собой звеневшую цепь, и исчезла за карнизом крыши.

Крыша представляла собой одну обширную спальню — везде виднелись человеческие фигуры, прикрытые белыми простынями. Минта ловко пробралась в угол, где спала женщина с ребенком — жена портного Мэрсума. Она улыбнулась при приближении обезьяны. Минта и ребенок давно были друзьями. Обезьяна присела на корточки, протянула свою темную лапу и дотронулась до ребенка. Малютка сейчас же перестал плакать и начал улыбаться, смотря на свою мохнатую приятельницу. Минта, покачиваясь из стороны в сторону, стала поглаживать гладкое тельце ребенка. Мать, изнуренная и бледная, задремала, откинувшись на подушку, успокоенная тем, что ребенок развеселился.

Вдруг обезьяна чихнула, а ребенок слегка закашлялся. Мэрсум очнулась от дремоты. Приподнялись и другие спавшие. Все задыхались. Что такое? Неужели стало еще жарче? Отчего это в душном воздухе вдруг запахло гарью?

Снизу донеслись шум и крики. Несколько обезумевших мужчин и женщин выбежали через двери на крышу. Между ними был и худой, истощенный Иосиф Мэрсум, полураздетый, без шляпы, в туфлях на босу ногу.

— Пожар! Пожар!

Из-под крыши дома вырвался пламенный язык и осветил соседнюю стену. Люди в ужасе, обезумев, метались по крыше, отыскивая дверь, чтобы броситься на лестницу.

— Сара, пойдем! — кричал Мэрсум жене. — Помоги вынести мать. Ребенок полежит здесь. Я сейчас приду за ним.

Но мать схватила ребенка.

— Нет, нет, я его возьму с собой!

— Говорю тебе, здесь не так опасно. Я приду за ним.

— Нет, нет, я его возьму! — повторила мать.

Отец вырвал ребенка из рук жены и положил его обратно на матрац.

Минта уселась рядом, обхватив мальчика рукой чисто материнским жестом, словно собираясь защищать его.

Муж и жена спустились вниз, чтобы вынести параличную мать Мэрсума из их квартиры в третьем этаже. Все площадки и лестницы были битком набиты жильцами, нагруженными вещами, и прошло немало времени, прежде чем Мэрсумам удалось вынести больную старуху на улицу.