Жозеф Рони-старший: Крокодил

— Это было в те дни, — рассказывал Джемс Шпрингбеч, — когда я искал счастья на чужой земле. Однажды утром, на берегу реки я встретил Джо Кеннеди. Он возвращался из пустыни со своей дочерью и каким то товарищем, мрачно и с недоверием смотревшим на небо и на землю. Оба они спрятали самородки золота в кушаках, о чем я узнал позднее. Все трое испытали жестокость стихий и козни людей и возвращались победителями.

На их лицах лежал отпечаток счастья, строгого и сурового счастья, отвоеванного у ветров, солнца и дождей.

У Кеннеди было сухое лицо шотландца, серьезное и внимательное, глаза, пронизывающие землю, и руки, настолько способные к работе, что даже в возрасте Гладстона он мог бы владеть топором.

Его товарищ, Мербль, с длинной головой, упрямыми чертами лица и острым зрением, был моложе Джо лет на двадцать. Что касается девушки, то воздух и яркий свет покрыли ее загаром, который был только легким оттенком к ее длинным пламенным глазам, к красным, как листья дикого осеннего винограда губам и к волосам цвета полбы. У нее была походка ореад [1] Ореады — нимфы гор. и в ней бежала свежая, как мировая молодость кровь.

У меня было такое чувство, как будто эти три существа уносили с собой все то, к чему я безумно стремился и чего может быть не найду в своем коротком странствовании. Я стал ужасно завидовать Мерблю, когда узнал из разговора, что он жених красивой девушки. Поевши с ними маисовой лепешки и напившись речной воды, я пошел дальше наудачу. Через час уже думал, что моя судьба никогда не соприкоснется с их жизнью.

Хотя я шел довольно скоро, но, желая пересечь изгибы реки, я дважды сбился с пути и на другой день в сумерки снова увидел Мербля и девушку с продолговатыми глазами. Они стояли у воды, зеленой в тени и оранжевой на солнце. Он был задумчив и удручен, а она бледна и полна отчаяния. Когда я приблизился, они обернулись. Мербль, по своему обыкновению, враждебно посмотрел на меня. Затем они сообщили, что старик умер. Он хотел выкупаться в маленькой бухте, как вдруг огромный крокодил, потомок доисторических гадов схватил его за бедро и им удалось найти лишь половину трупа.

— Убью проклятого гада! — вскричал Мербль.

Я отлично понимал, что он говорил это для Гарриэты Кеннеди, потому что любил ее, а любовь порождает геройство.

Уже приближался вечер и мне позволили провести ночь у их костра. При свете огня и луны мы поужинали драхвой. Начиналась жизнь полная великолепия, в воздухе запахло водой и травами. Кругом все было молодо, душа наполнилась мечтами; эта юная Гарриэт была воплощением всего хорошего и обаятельного на земле.

Тогда я с грустью подумал о своем скитальческом, бедном существовании. Кто знает, не буду ли я бродить до старости несчастным и без любви, если только смерть уже не стережет меня за холмами!.. А эта прелестная девушка, до которой я мог бы теперь достать рукой, была так далека от меня, как звезда, поднимающаяся на краю горизонта…

Гарриэт, утомленная горем, прилегла на копне голубой травы и заснула. Мербль смотрел с ревнивою страстью на ее освещенное лицо и волосы. Тряхнув головой, он с внезапной доверчивостью прошептал:

— Она будет моей женой!

Свет огня играл на его суровом лице. Подумав немного, он продолжал:

— Если бы я только мог убить того крокодила!

— Как вы его узнаете? — спросил я.

— По его величине, товарищ. Таких огромных больше уже не может быть.

Поднявшись с земли, он направился к реке и долго смотрел в даль, по направлению острова, где росли две елки и кустарник. Я увидел, как он вдруг сбросив одежду, вошел в воду с ножом Bowie [2] Bowie — известный охотник Южных Штатов сев. — амер. союза. По его имени названо оружие, имеющее вид ножа. в зубах. Я побежал к берегу, белое человеческое тело плыло к острову; пошевелилась серая масса, похожая на ствол ивы; какие-то обломки всплыли между ними; затем раздался пронзительный крик, ужасный крик агонии. И больше ничего не стало… Река неиссякаемо катилась при блеске светил… Сначала я, подвергая свою жизнь опасности, употребил все усилия, чтобы выловить Мербля, но его тела уже не нашлось…

Итак я остался один в пустыне с Гарриэт Кеннеди и наполненными золотом кушаками умерших. Ни одного человека мы не встретили бы даже после нескольких дней ходьбы. Среди саванны зверей, рек и ветров нас было только два человеческих существа. Моя судьба изменилась. Достаточно было появиться неизвестному животному, что бы отдать в мои руки девушку и золото, от которых еще вчера отделяли меня двое сильных мужчин и все строгие правила, чтимые моей расой.