Жозеф Рони-старший: Конец Земли

Свирепый северный ветер утих. Две недели его зловещий гул наполнял весь оазис печалью и страхом. Над растениями пришлось расставить укрытия из эластичного кремния и поднять щиты против урагана. Наконец оазис начал согреваться.

И Тарг, хранитель большого планетника, ощутил одну из тех внезапных радостей, которые озаряли человеческую жизнь в божественные века Воды. Как еще прекрасны были растения! Они переносили Тарга во тьму времен, когда океаны покрывали три четвертых земной поверхности; когда человек обитал среди источников, потоков, рек, озер и болот. Какая свежесть оживляла бесчисленные породы растений и животных! Жизнь гнездилась везде: с поднебесных высот до бездонных глубин моря! Там были целые степи и леса водорослей, как бывают леса деревьев и равнины трав на суше. Безграничная будущность развертывалась перед всеми существами; человек едва представлял себе тех отдаленных своих потомков, которые будут трепетать в ожидании конца мира. Можно ли было тогда вообразить себе, что агония продлится целую сотню тысячелетий!

Тарг поднял свои глаза к небу, где никогда больше не появятся облака.

Утром было еще свежо, но к полудню оазис накалится.

– Жатва близка! – проговорил про себя хранитель.

Он был смугл лицом; его глаза и волосы были черны, как антрацит, как у всех последних людей, у него была широкая грудь и впалый живот. У него были холеные руки и слабо развитая челюсть; во всех его членах больше чувствовалась сноровка, чем сила. Эластичное и теплое, как шерсть прежних времен, одеяние из минеральных волосков тесно обнимало все его тело; все существо хранителя дышало какою-то кроткой грацией, каким-то пугливым очарованием, запечатлевшимся и в худых щеках, и в задумчивом огоньке его взгляда.

Он засмотрелся на поле рослых злаков и на прямоугольные рощи деревьев, на каждом из которых было столько же плодов, сколько листьев, и проговорил:

– Счастливые времена, щедрая заря жизни, когда растения покрывали всю юную планету!

Так как большой планетник находился на самой грани оазиса и пустыни, то Тарг мог различать печальный ландшафт из гранитов, кремния и металлов и всю грустную равнину, простиравшуюся до самого подножия обнаженных гор, без ледников, без единого стебелька травки, без малейшей горсти лишаев. Оазис с его правильными насаждениями и металлическими поселками в этой мертвой пустыне представлялся жалким пушком.

Таргу чудилось, словно его давила эта необъятная пустыня и эти суровые горы; он печально поднял голову к раструбу большого планетника. Аппарат своею желтой коронкой был обращен к горному проходу. Он был сооружен из аркума и восприимчив, как глазная сетчатка. Но устройство воспринимало лишь дальние ритмы других оазисов и заглушало те, на которые хранитель не обязан был отвечать.

Тарг любил его как символ простора и тех редких неожиданностей, которые были еще возможны для человеческой породы; в минуты своей меланхолии он обращался к планетнику и от него ждал ободрений и надежд.

Чей-то голос заставил его вздрогнуть. С легкой улыбкой Тарг увидел, как к платформе поднималась молодая девушка с грациозной фигурой. Она носила распущенными свои волосы цвета ночи; ее округлый торс был так же гибок, как стебель высоких злаков. Хранитель любовался ею; его сестра Арва была единственным существом, вблизи которого он переживал те неожиданные и очаровательные минуты, когда казалось, что на самом дне неведомого еще уцелела какая-то сила, которая способна была спасти человечество.

Со сдержанной улыбкой она воскликнула:

– Хорошая погода, Тарг! Счастливые растения!

Она вдыхала целительный аромат, исходящий от зеленой материи листьев. Черный огонь ее глаз трепетал. Три птицы пролетели над деревьями и опустились на борт платформы. Размером они были с прежних кондоров, их очертания были так правильны, как контуры красивого женского тела, их огромные серебристые крылья отливали аметистом и на концах переходили к фиолетовому оттенку. У них были массивные головы и очень короткие, очень гибкие и красные, как губы, клювы; и выражение их глаз походило на человеческое. Подняв голову, одна из них произнесла членораздельные звуки; с тревогой Тарг взял тогда руку Арвы в свою и спросил:

– Ты поняла? Земля неспокойна.

Хотя уже очень давно не случалось, чтобы от землетрясения погиб какой-нибудь оазис, и к тому же самая сила этих землетрясений сильно убыла с той страшной поры, когда они подломили всемогущество человека, тем не менее Арва ощутила ту же тревогу, какую почувствовал ее брат. Но ей пришла в голову одна несбыточная мысль, и она сказала: