Эдгар Берроуз: ТАРЗАН. Том 5

С поникшими плечами и затуманенными глазами молча стоял Тарзан, уставясь на неодушевленную, а потому безмолвную панель двери, скрывавшую от него чудовищный секрет. О нем он даже не мог подумать. Медленно передвигая точно налитые свинцом ноги, он двинулся к двери. Оледеневшей рукой взялся за щеколду и так простоял еще какую-то минуту, а затем выпрямил внезапно свой могучий корпус, развернул широченные плечи, высоко поднял голову и бесстрашно распахнул дверь. Переступив порог комнаты, содержавшей самые дорогие воспоминания в его жизни, он оглядел ее. Никакое чувство не отразилось в угрюмых чертах лица, когда он вступил в будуар и оказался рядом с низенькой кушеткой и увидел на ней неподвижное тело, лежащее лицом вниз. Застывший и неподвижный предмет, а ведь так недавно в этом теле ключом била жизнь, юность, любовь... Слезы не затуманили глаз человека-обезьяны, но только Бог, создавший его, один смог узнать те мысли, что проносились в его полуди-карском мозгу, и, должно быть, Бог содрогнулся.

Долгое время стоял так человек-обезьяна, глядя отрешенно на мертвое тело, погрузившись в воспоминания, затем наклонился и поднял его на руки. Повернув лицом к себе, он увидел, какой ужасной смертью погибла любимая женщина. Его душу затопили великое горе, ужас и испепеляющая ненависть. Ему не требовалось даже выяснять, кто совершил ужасное преступление: свидетельства его были кругом в виде разбитой вдребезги немецкой винтовки в гостиной или разорванной и пропитанной кровью солдатской фуражки на полу. Этого хватило, чтобы стало понятно, кто были те люди, совершившие ужасное и бессмысленное злодейство. Какой-то миг Тарзан еще надеялся, что черный обгорелый труп не принадлежал его жене, но когда глаза обнаружили и узнали кольца на обугленных пальцах, последняя слабая надежда покинула его.

В глубоком молчании, с любовью и благоговением он похоронил жену в маленьком розарии. Эти цветы были гордостью и любовью Джейн Клейтон — бедное, бесформенное и обгоревшее тело, и рядом с ней нашли последнее пристанище несколько воинов-вазири, героически отдавших свои жизни, защищая любимую хозяйку. Героически и напрасно!

С другой стороны дома Тарзан обнаружил свежие могилы, и в них он нашел последнее свидетельство, указывающее на истинных преступников, совершивших чудовищное злодеяние в его отсутствие. Здесь он обнаружил тела десятка наемных немецких солдат-аскари и разобрал по знакам различия на их формах номер части, к какой они принадлежали. Этого для человека-обезьяны было достаточно. Белые офицеры, командовавшие этими черными мерзавцами, могли быть найдены Тарзаном без особых трудностей.

Вернувшись в розовый сад, он стоял среди цветущих кустов над могилой умершей жены с поникшей головой и прощался с ней навсегда. По мере того, как солнце золотило верхушки деревьев, клонясь к закату, Тарзан медленно направился по следу гауптмана Фрица Шнайдера и его кровавой банды. Он страдал молча, это молчание было не тягостным для него самого. Молчала потрясенная душа. Вначале огромная досада притупила все другие мысли и чувства. Его мозг был до такой степени оглушен, что в нем осталась только одна мысль: она мертва, она мертва, она мертва!.. Снова и снова эта фраза монотонно била молотком, отдаваясь в самом дальнем уголке мозга тупой пульсирующей болью. Однако ноги его механически следовали по пути ее убийц, а каждое чувство был подсознательно насторожено, фиксируя вечно присутствующие опасности джунглей.

Постепенно ощущение невыносимой боли вызвало в нем другое чувство, настолько реальное, что оно казалось живым существом, идущим бок о бок с ним. Это была ненависть, и она принесла чувство какого-то облегчения и успокоения, так как это была ВЕЛИКАЯ НЕНАВИСТЬ, воодушевляющая его, как и до него воодушевляла бесчисленные тысячи других людей, зовя к отмщению. Ненависть к Германии и к немцам. Она концентрировалась на убийцах его жены, но относилась и ко всему немецкому — живому и неживому.

По мере того, как эта мысль охватила его, он остановился, поднял застывшее лицо к Горо-луне и, протянув руки к ночному светилу, проклял тех, кто разорил некогда мирное бунгало, оставшееся где-то у него за спиной, и осквернил его чудовищным злодеянием.

Молча он произнес клятву воевать до конца, до самой смерти, до полного уничтожения — отомстить всем, в ком течет немецкая кровь. За.этим взрывом чувств Тарзан почувствовал, как на него снизошло что-то вроде некоторого успокоения, так как до принесения страшной клятвы его будущность казалась бессмысленной, а сейчас жизнь заполнилась стремлением МСТИТЬ. Если поначалу завтрашний день казался безнадежно пустым и никчемным, то теперь появилось ощущение, разумеется, не счастья, но предстоящей ВЕЛИКОЙ РАБОТЫ. Она должна была за полнить всю его жизнь и сделать ее целеустремленной и полезной. И тоска понемногу стала менее острой и уступила место глубокой печали.