Герасим Успенский - Васька путешественник

— Па-а-паа, Вась-ка уплы-ы-ы-л!

— Как так уплыл?

— На до-о-о-о-оска-а-а-х!

Кое-как успокоив дочь, я, наконец, добился от неё короткого несвязного рассказа и понял из него вот что:

Котёнок, охотясь за стрекозами, прыгнул на обломок руля и, притаившись на нём, стал подкарауливать добычу. Таня позвала его назад, но Васька не послушался и продолжал лежать на досках, сжавшись в комок, готовый к прыжку. Тут и пронёсся первый порыв моряны. Его оказалось достаточно, чтобы руль сдвинулся с места и немного отошёл от берега. Котёнок забеспокоился, стал бегать по доскам, но перепрыгнуть обратно на берег уже не осмеливался. Вторым порывом ветра, более сильным, доски отогнало ещё дальше от берега. Татьянка решилась выручить Ваську. Она вошла в воду, но, не успев дотянуться руками до руля, увязла по колени в ил. Испугавшись, девочка хотела повернуть обратно, но потеряла равновесие и шлёпнулась в воду. На берег она выбралась уже ползком, цепляясь руками за вязкое дно. А дальше… ей ничего больше не оставалось, как бежать домой за помощью. На берегу в это время никого из взрослых не было.

Я утешил Таню, уверив, что с Васькой ничего плохого не случится, что спасу его обязательно, и послал домой переодеваться. Сам же побежал к берегу.

Когда я достиг бухточки, то увидел, что обломок руля с сидящим на нём котёнком уже вынесло в залив, и теперь он покачивается на мелких волнах — метров за сто от берега. Было видно и то, что Васька уже не мечется в разные стороны, а сидит неподвижно на одном месте. Вероятно, он, подавленный страхом, изо всех своих силёнок держится когтями за мокрые доски, которые раскачиваются и уходят из-под него, словно живые.

Моряна, как бы навёрстывая упущенное, всё усиливалась. Её отдельные порывы слились теперь в сплошной упругий поток несущегося воздуха. Широкие листья инжиров трепетали и хлопали друг о друга. Быстро мелькали лопасти ветродвигателя. Его железная вышка отзывалась протяжным звоном. Здесь, на острове, сила моряны ещё немного уменьшалась высокими развесистыми деревьями и домами, поэтому у самого берега залив был почти спокоен. Но чем дальше от острова, тем свежее ветер, тем выше вздымались волны, тем быстрее они мчались на запад.

Обломок руля с Васькой уже выходил из-под защиты берега. Сейчас его понесёт ещё быстрее и угонит к болотистым, безлюдным берегам материка — на той стороне залива. Нужно выручать беднягу. Но как?

Моя лодка лежала на берегу вверх килем и зияла сквозными щелями, — на ней плыть нельзя. Другие лодки, какие были поблизости, все стоят привязанные цепями к причальным столбикам, а цепи заперты замками. Вёсла от лодок обычно уносят домой — такой здесь заведён порядок. Хозяева лодок — все сейчас по своим делам — кто где, а на берегу никого не видно.

Я посмотрел на пристань катеров. Там стоял один лишь «Фламинго» — тяжёлый морской катер, которым управляет целая команда в четыре человека. Вот если бы был здесь наш маленький быстроходный «Нырок», я бы и один смог на нём поехать. Но «Нырка» не было, — он ещё с утра ушёл на материк и вернётся не скоро.

Было ясно, — чтобы спасти Ваську, нужно немедленно раздобыть лодку. Я наспех соображал: к кому же из своих знакомых следует побежать — попросить ключ от его лодки, да так, чтобы потерять как можно меньше времени?

В ту минуту на берегу показался невысокий человек в синем кителе и фуражке с золотым якорем на околыше. Это механик с «Фламинго» — дядя Ваня Колесников. Он медленно шёл к пристани и покуривал коротенькую трубочку. У механика была своя лодка, которая стояла тут же, в бухточке, а ключ он постоянно носит в кармане, — я знал это. Со всех ног я устремился навстречу Колесникову.

Выслушав меня, дядя Ваня не спеша принялся обшаривать свои многочисленные карманы. Его прокуренные усы топорщились в усмешке, а глаза искоса осматривали залив, отыскивая среди волн обломок руля с котёнком. Колесников не нашёл у себя в карманах ключа от лодки. Он развёл руками и сокрушённо сказал:

— Ну что ты будешь делать!? Всегда ведь при мне он бывает, а тут… должно быть, дома, в старом кителе остался. Сходить, что ли, за ключом-то?

Меня разобрала досада за медлительность Колесникова. Ведь если он пойдёт за ключом домой, то потратит на это не меньше получаса. Такой уж был наш дядя Ваня неторопливый. Ещё об одном думал я, — бывает иногда вот так: если человеку нужно немедленно что-либо предпринять, то обязательно возникает какое-нибудь препятствие и, чаще всего, нелепое препятствие.