Гавриил Колесов - Внук охотника

Мичил выдернул ногу из воды. Ему показалось, что там, где он пытался нащупать следующий камень, что-то шевелится. Обождав немного и примостившись поудобнее на валуне, выступавшем из воды, он опять опустил вниз ногу… Что-то непонятное. Как будто бы водоросли. Но какие могут быть водоросли на такой стремнине? Мичил опустил в воду руку.

«Шкура! Да, это, наверное, та самая шкура, которая лежала на плоту. Быстрое течение затянуло ее в камни. Ока каким-то чудом держится здесь».

Еще не понимая, зачем она ему, эта шкура, Мичил обрадовался так, как будто бы нашел дорогу со страшного острова. Ухватившись крепко за нее, перебравшись повыше, Мичил принялся вытягивать шкуру сохатого на сухое место.

«А зачем все-таки она? — оттащив ее подальше от воды, спросил себя Мичил. — Ночами заворачиваться, чтобы было тепло? А разве ты собираешься зимовать на острове?.. Эх, если бы сейчас костер! Отрезать бы кусочек. Опалить. Зажарить».

Трут и камень были на месте, в нагрудном кармане куртки. Нож — на боку. Но на острове ни одной щепочки.

«Подожди! Подожди!» Мичилу вдруг вспомнился случай.

Была однажды голодная весна. Дедушка все время возвращался из тайги без добычи. И вот однажды он снял с чердака шкуру оленя, которая еще с первых морозов висела там, принес в сени. Мичил, тогда еще совсем маленький, держал шкуру, а дедушка скоблил мездру. Домой принесли целый чабычах [15] Чабычах — берестяная посуда для хранения молочных продуктов. подкожного мяса и жира. Бабушка несколько дней варила вкусный суп. А с этого лося Николай снимал шкуру торопливо. Уж конечно, пооставлял не только самое мездру, но и мясо.

Голод был настолько сильным, что, снимая тонкие кусочки мяса и тут же их съедая, Мичил думал: «Зачем это придумали варить да солить. И так очень вкусно».

Наевшись досыта и улегшись на камнях, еще не очень горячих под утренним солнцем, Мичил посмотрел на деревце, росшее на той стороне и протягивавшее сюда, к острову, свои недлинные ветви. И Мичилу показалось сейчас, что деревце совсем без мольбы и скорби склонилось над бурным потоком. Нет, в деревце совсем не чувствуется жалобы на горькую судьбу. Ему нравится быть этаким маленьким богатырем и, назло всем бедам, всяким ветрам, снегам, потокам, расти на голой скале. Оно склонилось сюда, к острову, но совсем не затем, чтобы жаловаться. Оно…

Мичил вскочил радостный. Он понял, зачем протягивает к нему свои недлинные, но крепкие ветви березка. Он понял, где его спасение…

Вынув опять нож из тугих ножен, куда сунул его, закончив обед, парень принялся выкраивать из шкуры толстую сыромятную веревку. Она получилась длинной. К одному концу ее привязал небольшой камень…

Когда-то сельские городошники старались переиграть Мичила. Редко кому это удавалось — очень уж наметанным был его глаз, точным и сильным удар. Выручит ли теперь городошная сноровка?..

Мичил встал напротив дерева. Поток шириной метров восемь. И еще — высота. Дерево выше острова метра на три-четыре.

Собрав веревку в кружок, как это делает табунщик, собирающийся заарканить полуодичавшую на воле лошадь, и, взяв этот кружок в левую руку, Мичил правой рукой раскрутил над головой камень, привязанный к концу, бросил. Веревка, увлекаемая камнем, полетела. Не достигнув дерева, скользнула в поток. Мичил вытянул ее, собрал снова в кружок.

Долго бросал. И все мимо. Иной раз скользнет камень по ветвям березы и тут же катится вниз, падает в воду.

Передохнул. Поскоблил опять мездры с остатков шкуры. Поел. Сам все поглядывал на дерево. Надо бросить камень так, чтобы веревка не по ветвям скользила, но чтобы ухватилась за ствол, обвилась бы вокруг него. Надо встать чуть наискосок. Надо спокойно, но изо всех сил размахнуться…

Камень, увлекая тяжело разматывавшуюся веревку, уже пролетел дерево. Сейчас он устремится вниз и… Мичил несильно, но резко дернул за конец, который не выпускал из рук. Тот конец, где был привязан камень, обвился вокруг дерева; над потоком повисла вздрагивавшая, раскачивающаяся струна. Мичил, проверяя прочность ее и хорошо ли ухватилась она за дерево, натянул сильно, опять натянул. Березка взмахивала ветвями, но веревки с камнем не отпускала.

«Хорошо!»

Свободный конец Мичил, как только мог туго, обтянул вокруг похожего на столбик камня, завязал на несколько узлов.

Солнце уже клонилось к западу, и Мичил торопился. Проверив, туго ли, как всегда, сидит нож, на месте ли трут, огниво, запихнув в карман горсть недоеденной мездры, парень ухватился за веревку и… Хорошо, что он не сбросил вниз, с обрыва, ног. Быть бы ему в грохочущем крутящемся бешено потоке. Веревка из сыромятной кожи очень сильно растягивалась.