Питер Годфри-Смит - Чужой разум. Осьминоги, море и глубинные истоки сознания

Сезоны тоже играют важную роль. Определенный сезон может быть оптимальным для откладывания яиц или вылупления. Это определяет график в пределах года: возможно, спариваться лучше всего весной или зимой. Тогда возникает вопрос: сколько лет подряд нужно размножаться? Поначалу кажется очевидным, что его стоит оставить открытым — что уж пару лет-то вы еще проживете. Вы могли бы их прожить. Зачем немедленно гибнуть? Но здесь снова вступает в действие рассуждение Уильямса, а также необходимость рассматривать подобные вопросы эволюции с учетом множества особей и многих поколений. Теоретически вам бы хотелось жить и размножаться вечно — по крайней мере с эволюционной точки зрения. Но кто оставит больше потомства — организм, который растрачивает все ресурсы за единственный сезон размножения, или конкурирующий вид, который меньше тратит в настоящем, надеясь снова дать потомство в будущем? Если вы экономите ресурсы сейчас с целью сберечь их «на потом», это вредно для тех животных, у которых мало шансов дожить до следующего сезона размножения. В подобном случае лучше вложить всё в единственный брачный сезон, использовать все преимущества, которыми вы располагаете сейчас, даже ценой выхода из строя после того, как сезон закончен.

Эволюция может наделять виды как долгой жизнью, так и мимолетной. Среди животных 200-летний морской окунь и каракатица — крайние случаи, человек находится где-то посредине. И человек, и окунь созревают достаточно медленно и размножаются на протяжении многих лет, но окунь живет дольше. Это колючая, ядовитая тварь, которую никто не ест. Каракатица, напротив, быстро вырастает и достигает половой зрелости, спаривается в течение одного сезона, а затем распадается в прах.

Продолжительность жизни различных животных обусловлена их риском гибели от внешних причин, скоростью, с которой они достигают половозрелого возраста, и другими особенностями их образа жизни и среды обитания. Вот почему мы можем дожить до ста лет, невзрачная рыба — до двухсот, сосна может прожить от Иоанна Крестителя до наших дней, а гигантская каракатица — со всем ее буйством красок и дружелюбным любопытством — рождается и умирает за пару лет.

Все это, по-моему, проливает свет на вопрос, как у головоногих появилось столь необычное сочетание признаков. У древних головоногих были внешние защитные раковины, которые они таскали на себе, странствуя в океанах. Затем раковины были утрачены [181]. Это повлекло за собой ряд тесно взаимосвязанных последствий. Во-первых, тела головоногих обрели свои диковинные неограниченные возможности. Предельный случай — осьминог, в организме которого почти нет твердых частей и тело которого вместо костей пронизывают нейроны. В главе 2 я предполагал, что эта безграничность, это море возможностей в поведении сыграло решающую роль в эволюции их сложной нервной системы. Не следует понимать это так, что сама по себе утеря раковины создала давление отбора, которое привело к появлению подобной нервной системы. Скорее возникла положительная обратная связь. Возможности, заложенные в анатомии тела, создают возможность появления более тонкой настройки управления поведением. А как только нервная система укрупняется, ее можно использовать для дальнейшего расширения возможностей тела — объединить сенсоры на щупальцах, создав механизм смены окраски и кожного зрения.

Утрата раковины имела и другое последствие: она сделала животных более уязвимыми для хищников, особенно быстроходных рыб, обладающих скелетом, зубами и хорошим зрением. Эволюция двинулась в сторону развития уловок и камуфляжа.

Но если эти трюки хоть раз не сработают, животное не спасется. Осьминог не может рассчитывать на долгую жизнь, особенно с учетом того, что он сам хищник и должен вести активный образ жизни. Он не может просто сидеть в норе и ждать, пока подползет еда. Ему нужно передвигаться с место на место, а на открытом пространстве он беззащитен. Уязвимость делает его идеальной моделью для эффекта Медавара — Уильямса, сокращающего естественную продолжительность жизни; у головоногого она обусловлена постоянным риском не дожить до завтрашнего дня. В результате сложилось это необычное сочетание высокоразвитой нервной системы и чрезвычайно короткой жизни. Обширная нервная система у них развилась благодаря возможностям строения тела и необходимости одновременно охотиться и самим избегать хищников; жизнь их коротка потому, что обусловлена их уязвимостью. Сочетание, казавшееся парадоксальным, обретает логику.