Д. Ф. тщательно обследовали специалисты по зрению — Дэвид Мильнер и Мелвин Гудейл [104] См. (непреднамеренная игра слов!) их книгу: David Milner and Melvyn Goodale, Sight Unseen: An Exploration of Conscious and Unconscious Vision (Oxford and New York: Oxford University Press, 2005). Здесь уместно упомянуть любопытные критические соображения, высказанных по поводу работ, на которые я здесь опираюсь, — относительно того, какие процессы считать «бессознательными». Не слишком ли «цифровой» характер придается в этой книги сознательности — в том смысле, что она либо есть, либо нет? Возможно, ее природу стоит рассматривать как аналоговую, и в таком случае нужны какие-то иные методы сбора информации и отчета о результатах. См. Morten Overgaard et al., «Is Conscious Perception Gradual or Dichotomous? A Comparison of Report Methodologies During a Visual Task», Consciousness and Cognition, 15 (2006): 700–708.
. Сопоставив ее случай с другими типами повреждений мозга и предыдущими анатомическими исследованиями, Мильнер и Гудейл выдвинули теорию, объясняющую, что происходит — как в норме, так и в особых случаях наподобие Д. Ф. Они утверждают, что существуют два параллельных «канала», по которым мозг пропускает информацию. Вентральный канал , проходящий в мозгу ниже, отвечает за категоризацию, распознавание и описание объектов. Дорсальный канал , проходящий над ним, ближе к макушке, отвечает за навигацию в пространстве в режиме реального времени (помогая обходить препятствия, просовывать письмо в ящик и т. д.). Мильнер и Гудейл полагают, что наш субъективный опыт зрения, визуальное восприятие мира, поступает только через вентральный канал. Дорсальный же выполняет свою функцию бессознательно, что у нас, что у Д. Ф. После отравления у Д. Ф. разрушился вентральный канал, и потому она чувствовала, что почти не видит, — несмотря на то что могла обойти препятствие.
Упрощенное понимание подобных случаев предполагает, что без вентрального канала вообще ничего нельзя увидеть глазами. Это, очевидно, перебор. Скорее всего, дорсальный канал дает какое-то зрительное восприятие, хотя и не очень похожее на «зрение» в привычном смысле. Не столь важны подробности механики двух «каналов», как ошеломляющий вывод, который вытекает из данного исследования. Получается, что сложный процесс обработки визуальной информации, поступающей от глаз через мозг к рукам или ногам, может происходить даже тогда, когда субъект вообще не понимает, что он видит . Мильнер и Гудейл объясняют это открытие тем, что выше я назвал объединением чувственной информации. Они считают, что визуальный опыт мы получаем благодаря деятельности мозга, строящего системную «внутреннюю модель» мира. Резонно думать, что построение такой внутренней модели отражается на субъективном опыте. Но возможен ли сам субъективный опыт в принципе, если такой модели нет?
Мильнер и Гудейл обсуждают различных животных, у которых восприятие мира не настолько целостное, как у нас. В 1960-е годы Дэвид Ингл проводил опыты по хирургическому изменению нервной системы лягушек (опыты облегчало то, что лягушачья нервная система отличается поразительной способностью к регенерации) [105] См. его статью: David Ingle, «Two Visual Systems in the Frog», Science, 181 (1973): 1053–1055. Высказывание Мильнера и Гудейла взято из их книги Sight Unseen .
. Поменяв местами некоторые связи в мозгу, он сумел добиться того, что лягушка пыталась хватать добычу слева от себя, когда та на самом деле находилась справа, и наоборот. Она видела добычу в зеркальном отражении слева направо. Но эта частичная перенастройка зрительной системы отразилась не на всем поведении лягушки, связанном со зрением. Лягушки вели себя нормально, когда пользовались зрением для того, чтобы преодолевать препятствия. Они вели себя так, как будто одни части зримого мира были для них перевернутыми, а другие оставались нормальными. Вот что пишут по этому поводу Мильнер и Гудейл:
Так что же «видели» прооперированные лягушки? На этот вопрос нет адекватного ответа. Вопрос имеет смысл, только если вы исходите из посылки, что у мозга имеется единый визуальный образ внешнего мира, руководящий всем поведением животного. Опыты Ингла показали, что это, скорее всего, не так.
Если принять, что у лягушки нет единого образа мира, а есть множество отдельных каналов для обработки различных ощущений, нет смысла спрашивать, что видит лягушка: говоря словами Мильнера — Гудейла, «загадка рассеивается».
Но где рассеивается одна загадка, тут же возникает другая. Каково быть лягушкой, воспринимающей мир в подобной ситуации?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу