Фарли Моуэт - Трагедии моря

В 1950-х годах я трижды был свидетелем этого кровавого побоища. Большегрузные каноэ с подвесными моторами крест-накрест утюжили мелководье в устье реки, кишевшее сотнями белых китов; охотники в лодках были вооружены старыми военными винтовками 303-го калибра, стрелявшими пулями с жесткой головной частью. Мишенями, смотря по сезону, служили беременные или кормящие самки с детенышами. Если залп оказывался для белухи смертельным, то ее багрили и буксировали к берегу. Если же рана была не смертельной, белуха обычно спасалась бегством, а стрелки, имея перед собой такое большое количество других мишеней, редко тратили время и силы на преследование покалеченных животных.

Однажды я наблюдал, как три охотника на двух каноэ выпустили не меньше шестидесяти пуль по сплоченному стаду примерно из тридцати китов, попавших на мелководье и не имевших возможности полностью погрузиться в воду. Хотя белух расстреливали в упор, охотникам достались всего три трупа.

В начале 1960-х годов рынок, поставлявший корм для норки, потерпел крах по причинам, которые станут понятны несколько ниже. Не смутившись этим обстоятельством, китобои из Черчилла перешли к консервированию «муктуков» — экзотической закуски из толстого внутреннего слоя китовой шкуры — для продажи таким гурманам, которые угощают своих гостей коктейлями с пчелкой в шоколадной глазури. Этому чревоугодию пришел конец в 1970 году, когда было обнаружено, что белухи Гудзонова залива настолько насыщены ртутью (побочным продуктом горнодобывающих и целлюлозных предприятий на берегах рек, впадающих в залив), что их мясо было признано непригодным для употребления в пищу человеком. И вновь это не обескуражило китобоев Черчилла, которые придумывали всё новые способы извлечения прибыли из китобойного промысла. Одним из них было использование наружного слоя китовой шкуры для изготовления модных кожизделий. Однако куда более страшным ударом по китам была попытка создать своеобразный китовый центр для привлечения туристов на Север, но не для того, чтобы они получали удовольствие от знакомства с белухами, а для использования последних в качестве мишеней для «спортивной» стрельбы.

В 1973 году я получил сверкающий глянцем богато иллюстрированный рекламный листок, превозносивший удовольствие от стрельбы по белухам: «Полная приключений, захватывающая дух охота на двухтонное морское чудище». Я сразу же собрался и поехал в Манитобу к губернатору провинции Эдуарду Шрейеру. Выслушав мои убедительные доводы в защиту китов, он обещал немедленно провести расследование. Вскоре после этого его администрация, представлявшая Новую демократическую партию, запретила дальнейшую промысловую и любительскую охоту на белух. Это решение было принято в одностороннем порядке, несмотря на возражения федерального правительства Канады (которое, претендуя на юрисдикцию в отношении регулирования численности всех морских млекопитающих, отказалось утвердить упомянутый запрет), а также несмотря на протесты в самой провинции против этого «неоправданного вмешательства в частное предпринимательство».

Прогрессивная акция Шрейера пошла на пользу как белухам, так и населению Черчилла. Популяция белых китов с 1973 года стала более многочисленной, и каждое лето сотни любителей живой природы приезжают туда, чтобы полюбоваться на «морских канареек» в природных условиях. Благодаря такому подходу и местное население, и бизнесмены получают больше доходов, чем они имели в те годы, когда вода в гавани Черчилла багровела от крови убитых китов.

История белых китов залива Св. Лаврентия не знает такого счастливого конца. Летом 1973 года две замечательные женщины, Леоне Пиппард, и Хезер Малькольм, предложили свою помощь «Проекту Иона» в деле спасения оставшихся стад китов в канадских водах. Пиппард и Малькольм взялись за изучение белух в заливе Св. Лаврентия, чтобы получить данные, с помощью которых можно было бы организовать кампанию в защиту китов. Они провели несколько летних сезонов в своем крытом грузовичке вблизи устья реки Сагеней, посвящая все свое время, за исключением сна, наблюдениям за китами. Некоторые доктринеры из ученого сословия встретили их усилия насмешками. Один из них, вспоминает Пиппард, «рассмеялся нам прямо в лицо, когда мы ему сказали, что собираемся кое-что узнать о белых китах. Он сказал, что мы узнаем о них не больше, чем узнали бы, если бы вернулись домой и обзавелись каждая полдюжиной детей».